Ответ на книгу Артема Кирпиченка «Венгрия-1956: другой взгляд»
В этом месяце в издательстве «Директ-медиа» вышла книга Артема Кирпиченка «Венгрия-1956: другой взгляд». Я довольно долго был знаком с работами Кирпиченка, как автора коммунистической направленности. Каково же было мое удивление, когда читая его книгу я обнаружил в ней апологетику полного набора реакционнейших штампов буржуазной и сталинистской пропаганды о венгерских событиях, а также всей соответствующей мифологии, которую господствующий класс возводил относительно нее на протяжении более чем полувека. Фактически во всех без разбора участниках восстания Кирпиченок стремится разглядеть замаскированных агентов капиталистического запада и чуть ли не фашистов, при этом игнорируя сугубо социалистическую ориентацию рабочих советов Венгрии, которые как раз и были подлинной ведущей силой событий 1956 года. И такая картина происходившего крайне приятна и желательна для буржуазных правителей и пропагандистов вплоть до нынешних дней. Только вот она не имеет никакого отношения к реальности. На поверку “новый”, “другой взгляд” оказывается старым сталинистским и буржуазным. Или взглядом пропаганды режима Яноша Кадара, если выражаться совсем уж конкретно.
Не столь давно с точки зрения большой исторической перспективы, 23 октября 2006 года, в пятидесятую годовщину с начала Венгерской революции 1956 года, на международном уровне все буржуазные политики и идеологи в своей пропаганде цинично изображали восстание как предвестник контрреволюций, восстановивших капиталистическое господство в Восточной Европе и Советском Союзе в 1989-1992 годах. Поразительно, насколько тон и посыл тех дней от наиболее реакционных апологетов интересов капитала созвучен основным лейтмотивам новейшей книги коммуниста Кирпиченка.
Тогдашний президент США Джордж Буш-младший посетил Будапешт и возложил цветы в честь «венгерских патриотов, снесших памятник Иосифу Сталину и бросивших вызов империи». Мероприятия в память о восстании были проведены в Будапеште правительством ставшего к тому времени миллионером экс-члена компартии Ференца Дюрчаня, равно как и антиправительственными протестующими, в том числе крупной толпой бритоголовых фашистов.
Изображение событий 1956 года как антикоммунистического, прокапиталистического мятежа, пропагандируемое реакционными силами последние полвека, является откровенной ложью. Венгерское восстание было попыткой рабочего класса в стране, где капитализм как экономическая система был опрокинут, но политическая власть находилась в руках сталинской бюрократии, свергнуть бюрократическое правление и открыть реальную дорогу социализму. Рабочие захватили фабрики и шахты и создали выборные рабочие советы — зачаточные органы пролетарской политической власти. Неделями рабочие мужественно боролись — посредством забастовок, демонстраций и вооруженной борьбы — прежде чем эта политическая революция была подавлена.
История и политика сыграли злую шутку с Венгерской революцией. Её приветствовали западные правители, злейшие враги социализма и Октябрьской революции. Это были по существу те же люди, что окружили молодую Советскую республику «санитарным кордоном», ощетинившимся оружием всех видов, которые приветствовали Гитлера и Муссолини как борцов против «богомерзкого большевизма», которые стояли в стороне с благожелательным «нейтралитетом», пока Франко топил в крови Испанскую революцию, чьи руки в 1950-1960-е гг. были свежезапятнаны военными преступлениями в Алжире, Суэце, Гватемале. «Свободный» мир радостно вручал отравленные букеты тем, кто боролся за свободную социалистическую Венгрию.
Буржуазные идеологи до сих пор сосредотачиваются на отдельных проявлениях антикоммунизма, таких как некоторые бесчинствующие банды люмпенов и фашистов, называвших себя «борцами за свободу», или архиреакционный кардинал Йожеф Миндсенти, обращавшийся к повстанцам по радио. Кстати, после подавления восстания Миндсенти провел следующие 15 лет, скрываясь в посольстве США в Будапеште. Кирпиченок в своей книге пытается изобразить реакционера Миндсенти как одного из тех “новых лидеров”, что оседлали и вели за собой венгерские массы, игнорируя тот факт, что представители духовенства в этих событиях встречали в лучшем случае прохладное отношение со стороны рабочих, а чаще — враждебное. Но Кирпиченок путает церковный ранг с реальным авторитетом среди масс. Равно как он приписывает отвратительные антисемитские погромы на счет восстания и его участников в целом, а не конкретных реакционных общественных элементов, воспользовавшихся периодом безвластия. Аналогичным образом Кирпиченок ложно приписывает ведущую организующую роль в восстании американскому радио “Свободная Европа”. Эту искаженную картину активно распространяли и сталинисты для оправдания жестоких репрессий против рабочих. Но клевета о том, что венгерские массы якобы шли за фашистами и реакционерами, опровергается не только действиями революционеров (включая насильственное подавление местных антисемитских и белогвардейских банд), но и решительными подлинно коммунистическими устремлениями рабочих и их недвусмысленной ненавистью к капитализму.
Венгерский рабочий класс в подавляющем большинстве был привержен социализму и выступал против возврата к капитализму. Во всех рабочих советах и других пролетарских органах, возникших в 1956 году, на руководящие должности избирались члены коммунистической партии. Ференц Тёке, зампред Центрального рабочего совета Большого Будапешта, позже вспоминал:
«На протяжении всей забастовки не проявлялось никаких реакционных тенденций. Никогда, ни в какой момент не стоял вопрос о возвращении бывших хозяев».
Центральный рабочий совет Будапешта заявил в обращении к рабочим советам по всей стране от 27 ноября 1956 года:
«Верные этой миссии, мы защищаем, даже ценой наших жизней, наши фабрики и наше отечество от любых попыток восстановить капитализм».
Венгерская революция 1956 года фактически явилась мощным подтверждением троцкистского понимания природы деформированных рабочих государств. В Советском Союзе и Восточной Европе до реставрации капитализма, как сегодня в Китае, Северной Корее, на Кубе и во Вьетнаме, капиталистическое правление было свергнуто в результате социальных революций, но политическая власть была монополизирована консервативной и антирабочей по своим долгосрочным устремлениям бюрократией. Венгерская революция убедительно продемонстрировала, что сталинский режим с его аппаратом представляет собой касту, паразитирующую на обобществленной экономике. В отличие от капиталистического господствующего класса, который перед лицом революции неизбежно объединяется вокруг программы контрреволюции, сталинская бюрократия в Венгрии оказалась разделена, и большие ее слои перешли на сторону рабочих.
Эти события вызвали глубокий кризис в коммунистических партиях на международном уровне. В Италии Коммунистическая партия потеряла около 200000 своих членов. Коммунистическая партия Франции, уже столкнувшаяся с недовольством ее членов поддержкой руководством партии правительства в ходе войны в Алжире, увидела, что доля ее электората резко сократилась. В Великобритании Коммунистическая партия потеряла треть своего состава. Среди тех, кто покинул британскую компартию под влиянием венгерских событий был упоминаемый и недобросовестно цитируемый Кирпиченком Питер Фрайер, корреспондент коммунистической газеты Daily Worker в Венгрии, чьи наблюдения из первых рук о событиях были изложены в его книге «Венгерская трагедия» (1956).
С образованием рабочих советов Венгрия вступила в период зарождающегося двоевластия, когда местные рабочие советы, защищаемые вооруженными массами, противостояли тому, что осталось от сталинского репрессивного аппарата, поддерживаемого советскими войсками.
Определяющей чертой венгерской революции было то, что это была рабочая революция, а руководящая роль рабочего класса в ней была институционально оформлена учреждением рабочих советов. Кроме советской армии, в Венгрии не было и тени какой-либо общественной силы, способной воспрепятствовать захвату государственной власти рабочими советами. Таким образом, объективные условия для образования советской республики в случае победы революции были вполне благоприятны и не имели ничего общего с транслируемыми в книге Кирпиченка пророчествами о приходе к власти в случае победы революции правительства во главе с кардиналом Миндсенти, вторящие старым передовицам американской буржуазной прессы и академической обслуги капитала.
Конечно, первоначальный уровень сознательности венгерских рабочих не был таков, чтобы немедленно реализовать весь внутренний потенциал революции. В этом венгерские рабочие были похожи на русский пролетариат после Февральской революции. Общее требование заключалось не в передаче всей власти рабочим советам, а в «свободных выборах» в суверенный парламент. Но глубоко ошибочно принимать уровень сознания, соответствующий борьбе против сталинской бюрократии, за постоянную и окончательную политическую программу венгерского пролетариата. Венгерские рабочие хотели «свободных выборов», но они также хотели сохранить свои советы и расширить свои полномочия. Они стремились двигаться вперед к социализму, а не назад к капитализму.
Деформированное рабочее государство в Венгрии
Чтобы понять Венгерскую революцию 1956 года, необходимо изучить русскую революцию 1917 года, единственную успешную революцию, осуществленную рабочим классом до настоящего времени, а также ее последующее вырождение под властью сталинской бюрократии. В Октябрьской революции 1917 пролетариат во главе с большевистской партией взял государственную власть, опираясь на Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Рабочее государство национализировало землю и приступило к экспроприации капиталистической собственности. Большевики понимали свою революцию не иначе, как первый шаг мировой социалистической революции и в 1919 году основали Коммунистический Интернационал.
Однако незрелость и нерешительность революционного руководства за пределами России привела к тому, что возможности пролетарской революции не были реализованы. Например, пролетарская революция потерпела поражение в Германии в 1918-1919 годах, а недолговечные советские республики были разгромлены в Баварии и Венгрии в 1919 году. Решающее поражение было предопределено неспособностью Коммунистической партии Германии совершить социалистическую революцию в 1923 году. Экономически отсталое советское рабочее государство, страдавшее от разрухи, вызванной Первой мировой войной и усугубленной кровавой Гражданской войной 1918-1921 годов против поддерживаемой империалистами контрреволюции, оказалось изолированным перед лицом империалистического окружения и общей стабилизации мирового капиталистического порядка. Вместе с уничтожением наиболее сознательного слоя пролетариата в ходе Гражданской войны эти факторы подготовили почву для политической контрреволюции.
В то время как социальные основы рабочего государства, прежде всего экспроприация класса капиталистов и создание коллективизированной экономики, оставались нетронутыми, к 1924 году политическая власть перешла из рук пролетариата и его революционного авангарда в руки консервативной бюрократической касты во главе со Сталиным. С этого момента люди, которые управляли СССР, способ управления и цели, ради которых управлялся СССР, изменились. Под знаменем ложной догмы «социализма в одной стране», провозглашенной Сталиным в декабре 1924 г., бюрократия приспособилась к империалистическим порядкам. Соответственно, Коминтерн со временем превратился сначала в большей степени в инструмент внешней политики СССР, а затем и в орудие поиска бюрократией «мирного сосуществования» с империализмом. С принятием политики «народных фронтов» на Седьмом конгрессе Коминтерна в 1935 году сталинисты открыто и официально приняли программу классового сотрудничества с «демократической» империалистической буржуазией.
Возглавляя борьбу с вырождением большевистской партии, Левая оппозиция Льва Троцкого отстаивала революционно-интернационалистскую программу Октябрьской революции. В 1938 году Троцкий и его единомышленники основали Четвертый Интернационал. Центральным элементом его программы была безоговорочная военная защита советского деформированного рабочего государства от империализма и капиталистической контрреволюции и призыв к пролетарской политической революции для изгнания сталинистской бюрократии и восстановления политической власти рабочего класса. Такая политическая революция была бы основана на защите обобществленных форм собственности. Это не имеет ничего общего с социальными революциями или контрреволюциями, которые переворачивают существующие отношения собственности и приводят к власти другой класс. Троцкистский анализ сталинизма является ключом к пониманию возникновения и последующего развития бюрократически деформированных рабочих государств Восточной Европы.
В последние месяцы Второй мировой войны в Венгрии, как и во многих других странах Восточной Европы, широкие слои общества приветствовали бойцов Красной армии как освободителей от кошмаров нацистской оккупации и поддерживали последующее разрушение старого буржуазного порядка. Сознательные рабочие ненавидели правую диктатуру адмирала Хорти, правившего Венгрией в межвоенный период и большую часть Второй мировой войны. Обнищавшие аграрные рабочие сводили счеты с помещиками в районах феодальных поместий.
Первоначально остатки буржуазии в оккупированной Советским Союзом Восточной Европе, дискредитированные и раздробленные войной, не были экспроприированы ни политически, ни экономически. В Венгрии выборы 1945 г. дали большинство в тогдашней преимущественно крестьянской стране буржуазно-клерикальной Независимой партии мелких хозяев, которой было разрешено сформировать коалиционное правительство с социал-демократами и сталинистами. Но, как и везде в Восточной Европе, реальная власть принадлежала Красной Армии. Под растущим давлением холодной войны сталинисты в 1947–1948 годах приступили к экспроприации буржуазии в Венгрии и других странах Восточной Европы, выбросив за борт своих партнеров по буржуазной коалиции, национализировав промышленность и создав деформированные рабочие государства, аналогичные Советскому Союзу при сталинской бюрократии.
Преддверие политической революции
Период правления так называемого «Венгерского национального фронта независимости» (1945-1948 гг.) оказал значительное влияние на настроения венгерских трудящихся масс. Многие впоследствии оценивали этот период благосклонно по сравнению с наступившим впоследствии суровым сталинским полицейским государством, хотя практически никто не хотел возвращения капиталистов и крупных помещиков. Этот период также создал определенную напряженность между левыми и правыми среди самих сталинистов. Зарождающаяся левая оппозиция, недовольная медленными темпами социальных преобразований, кристаллизовалась вокруг министра внутренних дел Ласло Райка, героя в глазах многих, участвовавшего в Гражданской войне в Испании и лидера коммунистического подполья во времена диктатуры Хорти. По указке Москвы венгерский режим принял однобокую экономическую политику, сконцентрированную на тяжелой промышленности. Это послужило снижению уровня жизни, еще больше разжигая пролетарское недовольство.
Тот факт, что восточноевропейские сталинистские режимы, за исключением титовской Югославии, были навязаны извне, означал, что они имели более слабую социальную опору чем в Советском Союзе. Это сделало общественный порядок в восточноевропейских деформированных рабочих государствах относительно изменчивым и нестабильным.
Столкнувшись с социальным недовольством, восточноевропейская бюрократия начала раскалываться на сторонников Москвы и национально ориентированных сталинистов, более сочувствующих народным настроениям. В 1949 году Югославия Тито откололась от Кремля. Титоизм с его «рабочим самоуправлением» представлялся многим более демократичной и аутентичной формой социализма, чем сталинская Россия. Среди восточноевропейских коммунистов-оппозиционеров была тенденция идеализировать югославский «путь к социализму», с одной стороны, и западную буржуазную демократию — с другой. Опасаясь дальнейших расколов, Сталин впал в кровавый раж, стремясь устранить любых «потенциальных Тито» в других странах. Лидер польской партии Владислав Гомулка был заключен в тюрьму и помещен под домашний арест. Ласло Райк в Венгрии и Рудольф Сланский в Чехословакии были подвергнуты показательным процессам, а затем казнены.
После смерти Сталина в марте 1953 года кремлевская бюрократия и ее коллеги в Восточной Европе приступили к политике, получившей название «десталинизация». Обычно этот процесс связывают с XX съездом КПСС и именем Хрущева. Но эта оценка фактически неверна. Первая волна политических амнистий и предложений о проведении десталинизации произошла непосредственно после смерти Сталина по инициативе… Лаврентия Берии – известнейшего сталинского наркома внутренних дел. По свидетельствам Хрущева, тот же Берия был инициатором выдвижения Имре Надя на высшую руководящую должность в Венгрии. Движение в направлении либерализации по всей Восточной Европе одновременно открывало возможности для массовой борьбы и укрепляло иллюзии, что под давлением масс сталинская бюрократия может провести самореформу и стать орудием строительства социализма.
17 июня 1953 года в Восточной Германии вспыхнула первая искра пролетарской политической революции в деформированных рабочих государствах. И сталинские режимы, и капиталистические правители Западной Германии изображали восстание как прозападное. Но это была ложь. Рабочие восточногерманского сталелитейного завода Хеннигсдорф прошли маршем через Западный Берлин и обратно на восток, требуя создания рабочего правительства. Эти события показали существование реального потенциала для объединения Германии на базе пролетарской революции, свергающей власть бюрократов на востоке и экспроприирующей капиталистов на западе.
Кризис «десталинизации» оказал особое влияние на Венгрию. Из всех сталинских режимов в Восточной Европе режим Матиаша Ракоши, несомненно, был самым кровавым: при Ракоши было убито больше коммунистов, чем при Хорти. Презираемая широкими массами политическая полиция Ракоши, AVH, множество высокооплачиваемых головорезов, составляла ровно 1 процент всего населения Будапешта.
В 1953 году, чтобы предотвратить нарастание давления в Венгрии, советское руководство вынудило Ракоши уйти с поста премьер-министра. Его сменил Имре Надь, имевший репутацию «либерального» коммуниста. Надь провозгласил «новый курс», который предусматривал снижение темпов индустриализации, уменьшение давления на крестьянство и ослабление полицейского террора. Однако Ракоши, опасаясь мести своих политических противников, держался за власть и к 1955 году сумел свергнуть Надя. Таким образом, между 1953 и 1956 годами венгерский сталинский режим был разорван жесткой поляризацией между кликой Ракоши и массой членов Коммунистической партии, поддерживающих Надя. Одним из признаков брожения в Коммунистической партии было появление «кружка Петёфи», группы интеллектуалов-диссидентов, которые предоставили своего рода форум для публичных дебатов и стали центром оппозиции сторонникам жесткой линии Ракоши.
В феврале 1956 года Никита Хрущев произнес «секретную» речь на XX съезде КПСС, в которой признал ряд преступлений Сталина. Надо заметить, что даже описывая события вокруг доклада Хрущева, Кирпеченок допускает поразительные искажения, которые не вяжутся с элементарными фактами. Так на одной из страниц своей книге он упоминает о возмущенной реакции лидера британской компартии Генри Поллита, якобы лично слушавшего доклад Хрущева о культе личности на XX съезде: «Поллит сам съездил на XX съезд — и удивлялся, почему никто его не предупредил о том, какая бомба взорвется в зале». Только вот в чем проблема: Поллит не мог слышать этого доклада на съезде. Хрущев читал свой доклад на закрытом заседании в последний день съезда, куда не были допущены представители иностранных компартий. Сам же доклад стал достоянием широкой общественности уже спустя некоторое время после съезда, в результате утечки его текста за границу (первоначально — в Польшу). Возникает вопрос: т. Кирпиченок намеренно искажает факты для красного словца или просто не проделал минимальной работы по проверке достоверности приводимых в его книге утверждений, каковую следует делать при написании своих работ всякому, кто претендует на звание историка?
Через четыре месяца после речи Хрущева польские рабочие локомотивного депо, выступавшие за повышение заработной платы и снижение цен, атаковали мэрию, радиостанцию и тюрьму в Познани. Силовики открыли по ним огонь, в результате чего погибло более 50 рабочих. Польша вступила в начавшуюся пролетарскую политическую революцию, которая была остановлена в последнюю минуту восстановлением власти Гомулки. Впоследствии Хрущев и его кремлевские коллеги не выступили против Гомулки, во многом потому, что на заводах по всей стране рабочие советы организовали сопротивление любой попытке подавить «польский Октябрь». Гомулка пошел на широкие уступки, например, на повышение заработной платы. Но как только кризис был преодолен, он распустил рабочие советы, которые помогли ему прийти к власти.
Тем временем в Венгрии в начале октября 200000 человек собрались на церемонию, посвященную «реабилитации» режимом Ласло Райка. Массовая явка предвещала революционный взрыв в конце того же месяца.
Венгерский Октябрь
Венгерская революция, события которой транслировались по радио и телевидению на международном уровне, была одной из наиболее задокументированных революций за всю историю. Она началась 23 октября с преимущественно студенческой демонстрации, выражавшей солидарность с победой Гомулки в Польше и призывающей к восстановлению Надя на посту главы венгерского правительства. Режим Ракоши осудил протест как контрреволюционную демонстрацию, и когда невооруженные демонстранты двинулись к радиостанции в знак протеста, головорезы из AVH открыли по ним огонь.
Затем Венгрию почти повсеместно охватила всеобщая забастовка в сочетании с военным сопротивлением режиму. В то время как первоначально большинством протестующих были студенты, после начала боевых действий ядром повстанческого движения в Будапеште стали рабочие советы и рабочая милиция. Рассказывая о появлении рабочих советов, Питер Фрайер заметил в книге «Венгерская трагедия»:
«В их спонтанном появлении, в их составе, в их чувстве ответственности, в их эффективной организации снабжения продовольствием и обеспечении гражданского порядка, в сдержанности, которую они проявляли по отношению к более диким элементам среди молодежи, в мудрости, с которой многие из них занимались проблемой советских войск, и не в последнюю очередь своим поразительным сходством во многих пунктах с советами рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, возникшими в России в революцию 1905 года и снова в феврале 1917 года, эти комитеты, сеть которых простиралась теперь по всей Венгрии, были на удивление единообразны. Они были одновременно и органами восстания — собранием делегатов, избранных от заводов и университетов, шахт и армейских частей, — и органами народного самоуправления, которым доверял вооруженный народ. Как таковые они пользовались огромным авторитетом, и не будет преувеличением сказать, что до советского вторжения 4 ноября реальная власть в стране находилась в их руках». (Peter Fryer: Hungarian Tragedy (1956) / перевод – собственный)
Даже в «Докладе Специального комитета по проблеме Венгрии» Организации Объединенных Наций 1957 года отмечалось, что появление рабочих советов «представляло собой первый практический шаг к восстановлению порядка и реорганизации венгерской экономики на социалистической основе, но без жесткого партийного контроля и аппарата террора».
Венгерская армия сразу перестала быть боеспособной силой. Некоторые части перешли на сторону повстанцев, многие солдаты сдали оружие рабочим ополчениям. В военном отношении поворотным моментом революции стала попытка Советской Армии захватить казармы Килиана – главный опорный пункт венгерской армии в Будапеште. Командующий казарм полковник Пал Малетер, ветеран-коммунист, перешел на сторону революции и возглавил силы, отбившие советское нападение. После последующего вывода советских войск из Будапешта зародыш революционной власти проявился во вновь созданной Национальной гвардии под командованием Малетера, хотя ее власть оставалась в значительной степени ограниченной столицей. Во многих интервью для прессы Малетер настаивал на том, что он был коммунистом и останется им. Заявления Малетера пересказаны историком Уильямом Ломаксом в его книге “Венгрия 1956”:
«Если мы избавимся от русских, не думайте, что мы вернемся к старым временам. А если найдутся желающие вернуться, посмотрим!» Чтобы подчеркнуть последнее замечание, он потянулся к кобуре револьвера и повторил: «Мы не собираемся возвращаться к капитализму. Мы хотим социализма в Венгрии».
Несмотря на попытки изобразить восстание как преимущественно националистическое и антирусское, примечательна та степень, в которой повстанцы пытались брататься с советскими солдатами, и степень их успеха. Совет рабочих и студентов Мишкольца издавал на русском языке листовки для красноармейцев, в которых говорилось: «Наши интересы совпадают. Мы с вами все вместе боремся за лучшую социалистическую жизнь». 28 октября венгерская профсоюзная газета Népszava призвала предоставить убежище советским солдатам, перешедшим на сторону рабочих.
Было бесчисленное множество случаев когда советские солдаты отказывались воевать или переходили на сторону повстанцев. В своей автобиографической книге «Во имя рабочего класса» (1986) Шандор Копачи, начальник будапештской полиции, перешедший на сторону повстанцев, описал сцену, произошедшую 25 октября, когда советские танки столкнулись с толпой демонстрантов:
«Мальчик, несомненно, студент — сцена происходила прямо под нашими окнами — протиснулся сквозь толпу к первому танку и что-то передал через бойницу.
Это была не граната, а лист бумаги. За ним последовали другие.
Эти листы, многие из которых позже соберут мои люди, были обращениями на русском языке, составленными студентами факультета восточных языков. Они напомнили советским солдатам о стремлениях венгерского народа и о несчастной роли полицейских, в которой эти солдаты были брошены на улицы. Обращения начинались цитатой из Маркса: «Не может быть свободен народ, угнетающий другие народы».
Мы считали минуты. Ничего не произошло.
Затем верх башни головного танка приоткрылся, и командир в кожаной фуражке и с золотыми погонами медленно показался в поле зрения явно безоружной толпы. Затем он распахнул башню и взгромоздился на крышу своего танка…
Толпа разразилась бурными овациями. В этой атмосфере ликования командирская фуражка была брошена в толпу. Взамен кто-то швырнул ему на голову кепку венгерской армии. Толпа спела «Песню Кошута», а затем гимн Венгрии. И во весь голос кричали: «Да здравствует Советская Армия!»
Через несколько мгновений Копачи получил сообщение от одного из своих полицейских: «AVH ведет огонь со всех крыш. Сейчас советские танки ведут огонь по AVH! Они защищают толпу».
Хотя сталинский аппарат распался, под руководством Надя было сколочено недолговечное правительство. 28 октября правительство Надя объявило о договоренности о немедленном выходе советских войск из Будапешта. Одной из причин по которой Кремль вывел войска из Будапешта был страх перед эффектом братания с восставшими венгерскими массами. Но Кремль быстро нарушил соглашение. А 1 ноября Надь выразил протест советскому послу Юрию Андропову (позже он станет главой КГБ и, в дальнейшем, встанет во главе СССР) против ввода новых советских войск в Венгрию без согласия его правительства.
Новым войскам не только лгали о происходящем, им лгали о том, куда их направляли. Лидер повстанцев в деревне на востоке Венгрии вспоминал свою встречу с войсками: «Некоторые русские думали, что они в Восточной Германии и что они скоро встретят американских «фашистов», вторгшихся в страну. Другие войска думали, что находятся в зоне Суэцкого канала». Суэцкий канал был только что национализирован насеровским Египтом, который в ответ на национализацию подвергся нападению британских, французских и израильских войск.
На рассвете 4 ноября советские войска атаковали Будапешт. Несмотря на упорное сопротивление, восстание вскоре было подавлено. Тем не менее всеобщая забастовка продолжалась до декабря — самая продолжительная общенациональная забастовка в истории. Таким образом, пролетарский характер восстания был еще более очевидным в его последствиях, чем в более хаотический период самой революции.
Маневры Надя и значение революции
За время своего недолгого пребывания в должности Надь неуклонно двигался вправо. Он привел в свое правительство буржуазных политиков периода «народного фронта». Надь также заявил о выходе Венгрии из Варшавского договора и призвал ООН защитить венгерский нейтралитет. Логика политики Надя, если бы она достигла успеха, состояла в том, чтобы задушить революцию и в огромной степени усилить силы капиталистической контрреволюции. Однако Надь, приложивший все усилия, чтобы заставить рабочих сложить оружие, совершенно не контролировал события. В то время как революционные рабочие сталкивались с определенной политической неразберихой, их представительные органы на практике сопротивлялись не только наиболее бескомпромиссным сталинским палачам, таким как Ракоши, но и режиму Надя.
В промышленном городе Мишкольц, одном из главных центров революции, рабочий совет направил к Надю делегацию с требованием сформировать новое правительство на основе действующих рабочих советов, а не путем выборов в новый парламент. Будапештский парламент рабочих советов принял в качестве своих первых программных принципов, что «фабрики принадлежат рабочим» и что «высшим управляющим органом фабрики является рабочий совет». Хотя это заявление не выражало марксистской программы централизованного планирования экономики в сочетании с подлинно советской демократией, тем не менее оно было несовместимо с капиталистическим строем и буржуазным парламентаризмом.
Судя по доступным нам сейчас свидетельствам очевидцев тех дней, венгерские рабочие стремились к своего рода идеализированной версии титоистской Югославии. Однако Тито вместе с Мао Цзэдуном поддержал подавление революции 1956 года. Тито и Мао вполне осознавали последствия для своих собственных бюрократических режимов, если бы венгерским рабочим удалось захватить и упрочить свою политическую власть. Надь укрылся в посольстве Югославии в Будапеште 4 ноября. Но, несмотря на договоренность о безопасном выезде, в том же месяце Надь был арестован советскими войсками. В конце концов он был передан венгерскому сталинистскому режиму Яноша Кадара, который казнил Надя, а также Малетера и других лидеров революции в 1958 году.
Однако репрессии против рабочих были относительно мягкими. В начале ноября правительство Кадара объявило, что «не потерпит преследований рабочих под любым предлогом за участие в недавних событиях». Но Кадар не контролировал события, и советские войска вели поиски подозреваемых в участии в восстании. По большей части режим Кадара пытался умиротворить население, повышая уровень потребления в рамках политики, которая стала известна как «гуляш-социализм».
Чего не хватало прежде всего Венгерской революции 1956 года, так это подлинной ленинской авангардной партии, укорененной в рабочем классе. Перед такой партией стояла бы задача привлечь рабочих к программе превращения советов из органов восстания в единственную основу политической власти в государстве. Такая партия боролась бы за распространение борьбы за политическую революцию на соседние страны Восточной Европы и, что особенно важно, на Советский Союз, связывая эти усилия с борьбой за социалистическую революцию в капиталистических странах. Это потребовало бы политической борьбы со взглядами в том числе Малетера, Копачи и других, чьи взгляды в то время оставались в рамках сталинского национализма и «мирного сосуществования» с империалистическим миропорядком.
Если бы даже небольшая троцкистская пропагандистская группа смогла вмешаться в эту ситуацию, она могла бы быстро завоевать первоначальную базу среди десятков тысяч рабочих и радикальных интеллектуалов, считавших себя подлинными коммунистами. Эти уроки имеют огромное значение для оставшихся деформированных рабочих государств, в частности для КНР.
То, что предвидел Лев Троцкий, обрисовывая курс политической революции в советском выродившемся рабочем государстве, было убедительно подтверждено событиями 1956 года в Венгрии:
«При переходе пролетариата в активность, сталинский аппарат повиснет в воздухе. Если он все же попытается сопротивляться, придется применить против него не меры гражданской войны, а скорее меры полицейского порядка. Дело будет идти, во всяком случае, не о восстании против диктатуры пролетариата, а об устранении злокачественного нароста на ней.
Настоящая гражданская война могла бы развернуться не между сталинской бюрократией и поднявшимся пролетариатом, а между пролетариатом и активными силами контрреволюции. О самостоятельной роли бюрократии, в случае открытого столкновения двух массовых лагерей, не могло бы быть и речи. Ее полярные фланги распределились бы по разные стороны баррикады. Судьбу дальнейшего развития предопределил бы, конечно, исход борьбы. Во всяком случае, победа революционного лагеря мыслима была бы только под руководством пролетарской партии, которая победой над контрреволюцией была бы естественно поднята к власти» (Лев Троцкий «Классовая природа советского государства»)
Но в своей книге Кирпиченок, который вроде бы считает себя троцкистом, совершенно не видит этой перспективы. Более того, под видом “нового” и “нестандартного” взгляда на венгерские события, он лишь воспроизводит полный набор мифов, созданных вокруг Венгерской революции буржуазными и сталинистскими пропагандистами. Тем самым в его картине то, что являлось казусами и эпизодическими отклонениями в течение революции, возводится в основной ее вектор. Те социальные силы, которые были наименее влиятельны в ней, вопреки фактами превращаются в ведущие. Участники восстания оказываются поголовно приравнены к антисемитским и антикоммунистическим погромщикам и клерикалам-монархистам. Роль же рабочего класса и его устремления к социализму совершенно затушевываются. А ведь именно в них и есть подлинное содержание венгерских событий. Про проблемы с достоверностью и фактологей не буду повторяться. Я думаю, что приведенные мною выше примеры дают достаточно понимания что тут не так.
Мне остается лишь недоуменно пожать плечами по поводу того факта, что выпустив книгу подобного содержания, т. Кирпиченок не сделал ничего иного, как оказал услугу буржуазным пропагандистам и врагам коммунизма в России и за ее пределами.
Автор: О. Булаев