В первой части этой состоящей из трех частей статьи Адам Бут рассматривает рост «шеринговой» экономики, которая активно обсуждается СМИ благодаря таким фирмам как AirBnB и Uber. Эти новые модели представляются как открытие новой революционной динамической фазы в существовании капитализма. Но капиталистическая реальность далека от этих утопических обещаний.
Вторая часть посвящена влиянию новых технологий и бизнес-моделей на будущее труда и форм занятости. Третья часть представляет собой обсуждение новой книги Пола Мейсона, понятия «посткапитализм» и изучение субъекта информационных технологий. В ней также исследуются такие решения противоречий порожденных новыми технологиями, которые не выходят за границы капиталистической системы.
Plus ça change, plus c’est la même chose.
(Чем больше все меняется, тем больше всё остаётся по-старому)
Во второй половине второго десятилетия XXI века мы окружены обилием технологий и инноваций: машины без водителя, 3D-печать и появление «Интернета вещей», соединяющего людей и вещи по всему земному шару. Техно-утописты и либертарианские капиталисты обещают нам мир изобилия: суперэффективную систему производства и распределения и жизнь в праздности. Но какова реальность для 99%? Экологические кризисы, «долгосрочная стагнация» и огромное неравенство.
Для большинства технологический прогресс не сопровождался ростом уровня жизни, повышением оплаты труда или сокращением рабочего времени. Несмотря на невероятный технологический и научный потенциал, находящийся в распоряжении общества, большая часть проблем — болезни, бедности и бездомности — даже не близки к решению.
Не удовлетворенные и не задобренные обещаниями капиталистов в 2015 году, после семи лет мирового экономического кризиса, миллионы людей протестуют, организуются и восстают против правительства и элиты, защищающих эту обветшалую систему.
Как бы то ни было, пропаганда продолжается. Во время послевоенного бума, на фоне массовой индустриализации и автоматизации провозглашалось, что «мы все теперь средний класс». Сегодня, несмотря на мрачные предсказания самых серьезных буржуазных экономистов, нам говорят что следующие «революционные» перемены прямо за углом. Скоро — если верить сказкам — мы все будем свободными, не ограниченными ничем капиталистическими предпринимателями!
Это миф, которым торгуют в развитом капиталистическом мире как якобы «новой» формой экономики, появившейся из пепла кризиса 2008 года: «шеринговая» экономика или экономика «по запросу».
Некоторые, вроде утопистов и либертарианцев, упомянутых выше оптимистично возвещали о том, что мы становимся свидетелями рождения новой омоложенной эры капиталистической системы. Другие, как Пол Мейсон в его новой книге «Посткапитализм», более трезво указывали на противоречия этих современных технологий и рассматривали шеринговую экономику в рамках капитализма как такового, с ограничениями, присущими частной собственности, товарному производству, обмену и производству, имеющему целью получение прибыли.
Но что происходит в действительности? Показывает ли изобилие сервисов по запросу, доступных в мобильных приложениях по нескольким свайпам(1) или кликам, зарю новой, движимой смартфонами эры? Представляет ли шеринговая экономика фундаментальные изменения в организации и жизни общества? Внесла ли комбинация информационных технологий, автоматизации и сетей высокой плотности радикальные положительные изменения в природу работы и труда?
ТОЛЬКО КЛИК И ТАП(2)
AirBnB и Uber только хорошо известные примеры. Но это только вершина айсберга, когда речь идет о шеринговой экономике или экономике по запросу. Кроме комнат (или целых квартир и домов) сегодня можно «делиться» всем в мире от машин и велосипедов до инструментов и учебников.
Точно так же можно не только моментально заказать поездку на такси: сейчас существуют приложения для заказа уборщиков (Handy), доставки продуктов (Instacart) или ресторанной еды прямо к своей двери (Deliveroo) в течение нескольких минут. Так компании, такие как TaskRabbit, располагают армией «таскеров», готовых сделать любую ручную работу — будь то сборка мебели, починка компьютера, доставка посылок или стрижки газона — для тех, кому требуются такие услуги.
Между тем, часто сваливаемые в кучу «шерингвая» и «экономика по запросу» имеют явные различия. Оба явления развиваются в одинаковых временных рамках, на базе роста популярности смартфонов, приложений и количества молодого, технически подкованного и ориентирующегося в сети поколения. Первое из них фокусируется на так называемом «шеринге» товаров, последнее — на обеспечении возникающего запроса на услуги.
Революционный потенциал, предлагаемый подобными технологиями и моделями очевиден. Вместо бесполезного производства домов и машин, которые используются только часть из всего срока службы, мы можем эффективно делить наши ресурсы для того, чтобы их максимизировать. А возможности запросить с помощью нескольких нажатий на экран целый ряд услуг, после затраты некоторых усилий и времени позволяет эффективно удовлетворять нужды отдельных пользователей.
ОРУЭЛЛОВСКИЙ МИР «ШЕРИНГОВОЙ» ЭКОНОМИКИ
Но в то время, как потенциал и возможности, предлагаемые «шеринговой» экономикой очевидны, в рамках капитализма они вовсе не революционны.
Капитализм, как показал Карл Маркс в своей главной работе «Капитал», определяется его сущностью системы всеобщего товарного производства и обмена. Товар, как его определяет Маркс, это вещь или услуга, которая производится с целью обмена (в противоположность индивидуальному или общественному потреблению). Хотя товары существовали во всех формах классового общества, только при капитализме товарное производство становится всеобщим.
Неотделимый от понятия товара вопрос о частной собственности — еще один основополагающий элемент капиталистической системы. Поскольку продукт предназначен для обмена, он сначала должен принадлежать производителю или владельцу, заинтересованному в обмене.
Общая сумма обменов между товаровладельцами создает капиталистический рынок, в то время как деньги и кредит являются смазкой системы, сохраняющей оборот товаров в движении. И, наконец, мы видим движущую силу капитализма, связанную с вопросом о частной собственности: конкуренцию между отдельными товаропроизводителями в борьбе за прибыль, добываемую эксплуатацией рабочего класса.
Вот, следовательно, основополагающие элементы капиталистической системы: товарное производство и обмен, частная собственность, рынок, деньги и кредит, прибыль и отношения между капиталом и наемным трудом.
Возникает вопрос: какой аспект капитализма был «революционизирован» «шеринговой» экономикой или экономикой «по запросу»? Как указывает Guardian, прибыль совершенно точно не исчезла:
«Присоединение к «шеринговой» экономике в качестве поставщика услуг — по аренде жилья, транспортировке или каких угодно других требующихся на рынке — дает шанс обогатиться, будучи частью «движения». Это звучит очень привлекательно. Не правда ли?»
«Одно не вызывает сомнений: это бизнес. Забывая об этом, вы очень рискуете, вне зависимости от того, каким образом вы участвуете в шеринговой экономике».
«Подводя итог: ни одна из компаний, появляющихся в форме шеринговой экономики… не является некоммерческой по сути. Скорее они являются корпорациями, нацеленными на получение прибыли через гораздо менее формализованные формы шеринговой экономики, чем существовали до этого».
«… вы не станете одним из наиболее значимых инвестиционных проектов в мире, как это произошло с AirBnB, и не увеличите ваш капитал до 10 млн. долларов (больше, чем любая сеть отелей), если вы просто будете частью «движения». Отнюдь, вы должны найти способ, будучи посредником, очень быстро окупить свои инвестиции — а это 100%-ый капитализм, а не движение».
Частная собственность до сих пор здесь: просто попробуйте остаться в квартире, забронированной по AirBnB свыше оговоренного срока, и посмотрите, что случится. И это все еще по существу рыночная экономика с обменом денег на вещи и услуги — то есть товары. Если это и есть экономика «общего доступа», тогда мы должны все сектора и производства внутри капитализма признать частью такой экономики общего доступа, так называемого «общего доступа» — то есть обмена денег на товары — как фундаментального качества всех рынков.
Так что является «революционным» аспектом «шеринговой» экономики? В действительности здесь нет никакого общего доступа. Общий доступ предполагает некоторый вид альтруистического взаимного обмена и/или общественную собственность. В конце концов, подобный взаимный обмен услугами характеризовал (и до сих пор характеризует) предшественников таких компаний как AirBnB, например, такое интернет-сообщество как CouchSurfer, которое позволяет путешественникам находить приют на ночь бесплатно благодаря доброте других участников.
Нет, то о чем мы говорим — не общий доступ, здесь нет уничтожения частной собственности или массового установления общественного владения. Скорее мы видим массовое превращение принадлежащих кому-то продуктов и потребляемых вещей в сферу аренды.
Искусный трюк «шеринговой» экономики состоит в том, чтобы изменить названия вещей без изменения самих вещей. Рента и наемный труд — которые существовали с зарождения капитализма — попросту преподносятся как «шеринг». Частная собственность и все капиталистические законы, которые из нее вытекают, не упразднены и не изменены. «Шеринговая» экономика — обычный товарный обмен, получивший в эпоху интернета новый глянцевый, броский супермодный и современный пиар. Большой брат из классической антиутопии Оруэлла «1984» гордился бы таким эвфемизмом.
Энтони Каламар, в своей статье на OpEdNews.com, описывает этот «шеринговый» дух времени, как «пиар обобществления» (шервошинг), при помощи которого бизнес прячет свою истинную корыстную сущность за доброй и приветливой маской «совместного пользования». При этом возможности подлинной экономики совместного доступа — социалистической экономики, основанной на общественной собственности и плановом производстве — остаются в стороне. И хотя эти компании могут помочь уменьшить издержки в определенном секторе, на уровне общества они способствуют расширению рынка.
«Ключевое различие между перспективой действительной общественной экономики и потоком «обобществления», скрывающимся под этой маской, состоит в том, что последняя обязательно использует деньги как средство обмена и существует для извлечения прибыли, в противоположность тому определению «совместного», которому когда-то тебя учила мама…»
Это также блокирует саму перспективу экономики, основанной на коллективном использовании – через присвоение языка, которым мы пользуемся для описания этой перспективы и через превращение нашего принципиального ответа на надвигающийся экономический кризис в еще один ярлык для той самой экономической логики, которая изначально и привела к этому кризису…»
«… в течение сотни лет речь шла о росте — нахождении новых рынков, развитии новых продуктов, поиске новых способов заставить людей потреблять. Эта экономика должна расти, детка. И все эти коммерческие «обобществляющие» компании, упоминаемые выше, также показывают значительный рост. Они не противостоят неумолимой силе экономического мейнстрима — они к нему присоединяются, потому что они разделяют эту экономическую рыночную логику бесконечного роста ради прибыли. Эти комнаты для гостей, незанятые места в машине и свободные руки могут быть превращены в деньги, как только они будут выведены на рынок. Социальные отношения, которые могли бы называться настоящим коллективным пользованием, возвращаются обратно под гнет денежной калькуляции и логики роста» (Каламар «Обобществление» как новый зеленый пиар» — выделения автора)
Между тем Том Сли в своей статье для радикального левого журнала Jacobin высказывает такие же соображения:
«Подобные исследования ясно показывают, что коммерческое крыло этого движения доминирует над социально-направленными инициативами. Их давление приводит к быстрой смене бизнес-модели, оставляющей далеко позади идеи социально ориентированного совместного пользования, поскольку модель экономики совместного доступа становится все более привлекательной для предпринимателей…»
«В «шеринговой» экономике видна быстрая эволюция от коллективного совместного пользования к дерегулированному и прекарному труду — прямому последствию венчурного финансирования и роста требований, порождаемых деньгами. Подобные проекты не нацелены на то, чтобы приблизить нас к более справедливому обществу, которое бы нам хотелось увидеть в обозримом будущем».
ПОДЪЕМ РАНТЬЕ
Получается, что «шеринговая» экономика характеризуется превращением владения в ренту. В свою очередь, компании, которые организуют эти сети аренды — удовлетворяющие и спрос, и предложение — берут комиссионные, как прибыли с ренты. В этом смысле, очевидно еще одно важное различие между «шеринговой» экономикой и архетипическим капитализмом: вместо того, чтобы получать свою долю прибавочной стоимости, создаваемой на производстве, компании, образующие «шеринговую» экономику получают свою прибыль, забирая часть ренты, которая, в свою очередь, является частью прибавочной стоимости, созданной в реальном секторе.
В «Капитале» Маркс показывает, как вся новая стоимость в экономике создается применением труда. Прибавочная же стоимость это попросту неоплачиваемый труд рабочего класса — стоимость, созданная рабочими сверх стоимости их заработной платы и получаемая капиталистами бесплатно.
Эта прибавочная стоимость делится на прибыль, проценты и ренту. Владельцы денежных капиталов (банки и финансисты), которые получают проценты со своих капиталов, и владельцы собственности, которые получают ренту, следовательно, не создают новой стоимости, но участвуют в распределении стоимости (и прибавочной стоимости), которая уже была создана в процессе товарного производства.
Следовательно, с развитием «шеринговой» экономики мы видим рост паразитического рентного капитализма в огромных масштабах. И «революционность» «шеринговой» экономики состоит в том, чтобы превратить индивидуальную собственность в частную собственность — и, таким образом, превратить индивидуальную собственность миллионов обычных людей (их дома, машины и т. д.) в источник прибыли для капиталистов. Проще говоря, это массовое превращение мелкой индивидуальной собственности в капитал.
В то время как AirBnB и другие подобные компании могут сделать распределение некоторых ресурсов более эффективным, они не инвестируют полученные прибыли в решение существующей проблемы дефицита товаров. Другими словами, они не делают ничего для развития производительных сил.
Случай AirBnB является прекрасным примером. Этот крупный игрок «шеринговой» экономики, по сути, наживается на том, что в обществе существует нехватка доступного временного и постоянного жилья. Но вместо того, чтобы реинвестировать свои прибыли в решение проблемы такой нехватки, как было бы сделано при социалистическом плане производства, AirBnB просто тратит свои прибыли на рекламу и маркетинг для того, чтобы увеличить свою долю рынка. В этом суть всей этой бизнес-модели.
В тоже время, есть много примеров того, как AirBnB, вместо того, чтобы помогать решать жилищный кризис в действительности несет ответственность за его обострение. Многие владельцы жилья, которые раньше сдавали его нанимателям на долгий срок, теперь вместо этого решили извлекать выгоду, сдавая свою собственность на короткий срок за более высокую арендную плату, чем та, которая предлагается на рынке длительной аренды жилья. Вместо эффективного распределения ресурсов AirBnB в действительности увеличивает дефицит.
Пример Uber демонстрирует то же самое. Эта компания бессовестно наживается на кризисе муниципального и общественного транспорта во многих городах мира. Но вместо того, чтобы использовать свои прибыли для инвестиций в общественный транспорт, Uber, как и AirBnB, тратит эти деньги на рекламу и маркетинг. Конечно, все это ожидаемо, поскольку Uber частная компания, нацеленная на извлечение прибыли. Uber, AirBnB и другие подобные компании просто следуют законам и логике капиталистической системы, которая управляется конкуренцией и погоней за прибылью.
Похожим образом, компании, работающие в сфере «экономики по запросу», определяя своих работников как самозанятых, а не как наемных, избегают обязательства обучать их или предоставлять оборудование. Вместо того, чтобы инвестировать в повышение навыков и улучшение инструментов рабочей силы «по запросу», и тем самым способствовать повышению производительности во всем секторе, такие фирмы просто извлекают выгоду из массовой безработицы и малопроизводительного низкооплачиваемого труда, существующего всюду на земном шаре, как результат кризиса капитализма. Вместо того, чтобы способствовать развитию производительных сил, эти компании в действительности зарабатывают на проявлениях общественной стагнации.
Необходимо подчеркнуть другое важное отличие «шеринговой» экономики от настоящего социалистического производственного планирования. В то время как «шеринговая» экономика может более эффективно распределить ресурсы и снизить издержки внутри одного сектора, роль рабочей демократии и плановой экономики при социализме состоит в том, чтобы распределять ресурсы (в конечном счете, общественное рабочее время) внутри всей экономики, в зависимости от того, в каком секторе наблюдается дефицит или нужда.
При капитализме подобную роль в распределении ресурсов играют ценовые сигналы и рынок, преимущественно через прямое инвестирование. Однако при капитализме это происходит не на основе удовлетворения потребностей, а на основе расхождения спроса и предложения определенных товаров и на основе возможностей для капиталистов получать сверхприбыли, вливая капитал в тот или иной сектор.
В силу сказанного, внутри сектора, охваченного «шеринговой» экономикой, распределение ресурсов может стать более эффективным. Но лидирующие в «шеринговой» экономике компании (и в конце концов в капиталистической экономике в целом), берут в расчет не нужды общества, а только получение прибыли. Тем временем, распределение ресурсов между различными секторами и во всей экономике в целом остается во власти рыночной анархии, которая по сути очень неэффективна. А значит, в капиталистической системе продолжают существовать абсурдные противоречия: массовая безработица среди чрезмерного труда, бездомность среди пустующих домов, жесткая экономия среди перепроизводства и сосредоточения огромных денег в руках больших компаний. Благодаря своим внутренним противоречиям эта вовсе не эффективная система приводит при капитализме к колоссальным тратам ресурсов.
Тот факт, что инвесторы вбрасывают деньги в «шеринговую» экономику — в чистом виде экономику рантье — это еще один признак ужасающей угрозы перенакопления («избытка производственных мощностей»), который преследует мировую экономику. На фоне беспрецедентного уровня неравенства огромные массы прибылей собраны в руках 1%. При громадном уровне перепроизводства все еще существующем на мировом уровне, инвестиции в реальное производство не могут принести большие прибыли — отсюда рост спекуляции, рост финансовых пузырей и рост нестабильности на фондовых рынках (о чем свидетельствует недавний обвал на Шанхайском фондовом рынке).
Этот рост экономики рантье в форме разрастания «шеринговой» экономики, не является предвестником новой фазы капитализма, наоборот, он демонстрирует противоположное — капитализм достиг предела в способности развивать производительные силы: индустрию, науку, технологию и технику.
Словом, так называемая «шеринговая» экономика вовсе не означает начало новой эры кооперации, равенства и совместного владения, это просто рост паразитического капитализма, приукрашивающего себя, чтобы выглядеть привлекательнее.
1 Свайп — движение пальца или стилуса без отрыва от сенсорного экрана.
2 Тап — короткое прикосновение к сенсорному экрану — нажатие на кнопку или иконку.
Автор — Адам Бут
Перевод — Мироненко А. Ю.