13-14 февраля прошли празднования по случаю 30-й годовщины II съезда КП РСФСР, также ставшего учредительным для партии, которую мы сегодня знаем под именем КПРФ. Партию (хотя в большей степени персонально Геннадия Зюганова) своеобразно чествовали на телеканалах буржуазного государства, аффилированные структуры дружно отправляли в ЦК и на места поздравления и, конечно, “Красная линия” сделала спецрепортаж. Можно было бы сказать, что “все как обычно”, если бы не экстраординарные обстоятельства в которых это происходит. Впрочем, сейчас не о них. Кроме того, я предпочту оставить привилегию в очередной раз пнуть КПРФ за социал-шовинизм тем, кто считает, что указание на очевидные факты демонстрирует остроту их ума и оригинальность их открытий.
Обратить внимание хочется немного на другое. Мне видится, что есть некий трогательный символизм в том, что один из дней празднования данного, без иронии, эпохального события совпадает с милым сердцу всех влюбленных днем святого Валентина. Ведь история КПРФ тоже в своем роде история любви… О ней я и хотел бы поведать читателю, ведь она не менее сложна, странна и многовекторна, чем отношения в шведской семье.
В 1991 году Ельцин подписал указ о запрете коммунистической партии на территории России, но это вовсе не означало, что деятельность коммунистов вобще, равно как и конкретно членов бывшей КПСС, прекратилась. Скорее она оказалась в довольно своеобразном состоянии, когда никакой легальной партии как целого быть не могло. Ельцин и Co. не могли поголовно разогнать все бывшие первички КПСС, активность которых фактически ни на день не прекращалась. Распад единой КПСС и официальный запрет КП РСФСР (тогда известной по имени ее первого секретаря как “полозковцы”) привели к тому, что в немалой степени организующая инициатива в бывших первичках КПСС перешла к фракциям, действовавшим в компартии в поздний период.
Наиболее влиятельным и дееспособным среди них оказалось Движение коммунистической инициативы, уже 23 ноября 1991 объявившее об образовании Российской коммунистической рабочей партии, в которую и влилась довольно заметная часть бывших первичных организаций КПСС на территории России. Если сегодня РКРП известна как небольшая секта, окончательно впавшая в безумие и крепко подружившаяся с фашистами-нацболами, то в начале 1990-х гг. она без преувеличений была крупнейшей силой на левом фланге. Шоковая терапия начатая правительством Гайдара в 1992 году и опрокинувшая в крайнюю нищету, не сравнимую ни с каким дефицитом предшествующих лет, миллионы трудящихся людей лишь способствовала усилению радикального левого фланга. Представителям власти оставалось лишь удивляться и нешуточно переживать по тому поводу, что уличная политика резко “покраснела”. При этом РКРП, будучи наиболее мощной силой в этом движении совершенно недвусмысленно заявляла о намерении покончить с капиталистическими преобразованиями, а также призвать к ответу их проводников и бенефициаров. Вероятность того, что “праздник капитализма” может подойти к концу в более чем обозримые сроки, без сомнения, не могла не вызывать тревогу у целой когорты правительственных чиновников и новоявленных коммерсантов, наверняка потиравших свои шеи в нехорошем предчувствии. Сегодня многие представители КПРФ ссылаются на начало 1990-х гг. как время своего пребывания в подполье, из которого партии с трудом удалось выйти в ходе долгих боев в легальном поле на территории Конституционного суда РФ. Действительно, в этом есть своя доля правды, но без приведенного выше контекста она становится неполной.
Новые российские власти не могли просто игнорировать существовавшее движение слева, вовлекающее в себя миллионы людей, стоящих в крайней оппозиции всему действующем политическому и экономическому курсу. База поддержки режима Ельцина также имела место, но была по большей части пассивной (сумасшедших правых либералов невозможно отнести к массовой опоре режима даже с натяжкой). Существовали разные варианты того, как режим мог решать эту проблему в политическом поле. Физическое уничтожение коммунистов было бы, мягко говоря, крайне затруднительно. Создание социал-демократической партии как центристского эрзаца — бесперспективно. Радикальные рыночники предпочитали путь репрессий против коммунистов. Более прагматичная часть стремилась найти внутри осколков бывшей КПСС более “респектабельных” и договороспособных функционеров, на которых можно было бы сделать ставку. Последним и оказался Геннадий Зюганов, чья умеренность и ориентация на парламентаризм (а значит, так или иначе, на принятие сложившегося после распада СССР порядка) с 1992 года были достаточно ясными. Свою роль играл и “государственнический” настрой, в рамках которого будущий лидер компартии элегантно устранял классовый аспект советского государства, фактически приравнивая его к продолжению русской национальной державы. Впрочем, эти черты можно было разглядеть и предугадать задолго до того. Отсюда, нетрудно понять, что зеленый свет на ввод КПРФ в легальное поле от Конституционного суда был в значительной степени политически мотивированным. После официальной регистрации в феврале 1993 года, огромная часть секретарей парткомов, ранее группировавшихся в РКРП, ушла в КПРФ (как правило уводя за собой большинство членов своих первичек и райкомов). По организационной базе “радикалов” был нанесен первый, и не последний, болезненный удар. В том же году, позиция руководства КПРФ в ходе октябрьских событий сыграет немалую роль в победе Ельцина над Верховным советом, проложившей путь к установлению в России бонапартистского режима.
В целом, за 1990-е годы как минимум в трех случаях руководство КПРФ сыграет спасительную роль для российской власти. В 1993 году отказавшись выступить против Ельцина в ходе осеннего конституционного кризиса. В 1996 году мгновенно признав победу Ельцина во втором туре выборов и отказавшись всерьез оспаривать их итоги даже в легальном поле (несмотря на тот факт, что в той ситуации Зюганова готовы были поддержать все антиельцинские силы, при условии что сам лидер компартии был бы готов бороться за власть). А также в ходе дефолтного кризиса 1998 года, когда в стране разразилась полноценная предреволюционная ситуация. Руководство партии предпочло принять участие в стабилизации режима, влившись в правительство Примакова и дав ему парламентское благословение, вместо того, чтобы решиться на серьезную борьбу оперевшись на отчаянно протестующие и уже находящиеся на грани восстания массы трудящихся, в первую очередь — шахтеров, начавших “рельсовую войну”. Заметную роль сыграло то, что даже в самый оппозиционный ее период, на политику руководства партии в большей степени оказывали влияние интересы “красных директоров” и аграрного лобби, нежели ее широкой членской базы.
Нулевые привнесут новизну в стилистику поведения руководства партии и новые условия ее работы. Использование эпитета “антинародный” партийными руководителями в отношении действующего в стране режима останется достоянием девяностых. Придет время неуклонного смещения баланса финансовой базы от “старомодных” взносов членов партии в сторону госфинансирования и пожертвований от деловых спонсоров (буржуев, выражаясь по-нашему) — это смещение будет полностью завершено в 2009 году, когда госфинансирование превысит 50% среди источников доходов партии. Любовь с режимом крепла, хотя ее плоды и пожинал довольно узкий круг членов руководства партии. На этот же период приходится несколько волн чисток и расколов небольшого масштаба в партии.
В нулевые появляется еще один постоянно используемый до настоящего времени элемент риторики руководства партии — “левый поворот”. Когда-то Александра Керенского в насмешку называли “главноуговаривающим”. В какой-то степени ныне Геннадий Андреевич является главноуговаривающим буржуазный режим сделать этот самый левый поворот. В недавнем времени скромную конкуренцию в этом деле ему также пытался составить Сергей Удальцов, но недавно он отбросил безнадежную затею соревнования с “мэтрами жанра”.
Империалистическое вторжение в Украину позволило любви руководства партии и режима оформиться окончательно и расцвести. Хоть, судя по недавнему пренебрежительному отношению полицейских к Зюганову во время попытки проведения акции “Красные в городе”, эти любовные отношения и содержат в себе серьезнейший элемент абьюза. Впрочем, это не сильно мешает счастью влюбленных.
В небезызвестной свадебной клятве говорится: “Пока смерть не разлучит нас”. Это применимо и к долгому противоречивому роману руководителей КПРФ с нынешним российским государством. Вряд ли в рамках этого уравнения именно партия станет первым кто окажется на смертном одре — нет более постоянного и несбывающегося пророчества т.н. “несистемынх” левых, чем скорая смерть КПРФ (оно звучит почти все последние 30 лет). Некоторые из ранее предрекавших эту смерть за прошедшие годы даже успели стать помощниками депутатов от КПРФ, а некоторые и сами стали депутатами.
А вот предсмертная агония второй половины этого романтического дуэта в обозримом будущем вполне возможна. Но и сама КПРФ не сможет после нее остаться прежней, ибо ее существование в нынешнем виде напрямую зависит от тех особых общественно-политических условий, которые сложились в России после реставрации капитализма. В особенности от той формы, которую обрел российский буржуазный режим и его тактика воздействия на массовые силы. Вместе с его сломом, неизбежен и слом прежнего порядка в партии, что, быть может, действительно поставит под вопрос само ее существование.
Мы не можем заранее знать, как будут развиваться события и какие организационные формы примет рабочее движение. Но, несомненно, нынешние закостеневшие формы «рабочей организации», такие, как КПРФ и ФНПР, претерпят радикальные изменения. Они будут либо радикализироваться под влиянием настроения масс, либо адаптироваться к новым реалиям буржуазного режима в России в новую эпоху (например, отбросив коммунистический фасад и окончательно переквалифицировались в социал-демократов), либо будут сметены революционным потоком, дав место другим организационным формам. Но как именно это будет происходить — покажет время.
В дополнение, я мог бы рассказать историю несчастной и безответной любви членов партии и ее руководства, но когда начал описывать эту историю, то понял, что она не про любовь, а про стокгольмский синдром. Так что об этом как-нибудь в другой раз…
Автор: О.Б.