Январское восстание в Казахстане и, в особенности, в Алматы, стало, пожалуй, самым ярким событием в сознательной памяти большинства казахстанцев. Президент Касым-Жомарт Токаев в своем выступлении на внеочередной сессии ОДКБ назвал его «самым тяжелым кризисом за всю 30-летнюю историю независимости». Действительно, никогда буржуазная власть современного Казахстана не сталкивалась с такой угрозой. В считанные дни всю страну охватили протесты поистине революционного и – что особенно важно – общенационального масштаба, пошатнув трон под обоими «президентами», их олигархами и их цепными псами. Да, это могучее движение (хоть и временно) было утоплено в крови, ради чего даже были призваны силы иностранной интервенции. Предшественник действующего президента прославился как палач Жанаозена; его преемник теперь может по праву называться палачом Республики. Однако никогда больше Казахстан не будет прежним: подобно Жанаозену в 2011, земельным митингам в 2016 и протестам 2019 года, события января 2022 года стали очередным звеном в цепочке надрыва противоречий, лежащих в основе казахстанского капитализма в частности и мировой капиталистической системы в целом. Они подготовили почву для дальнейшего развития массового организованного движения, которое окончательно сметет весь этот прогнивший фасад и будет строить новое общество на его обломках.
Хроника восстания
Массовые протесты против повышения цен на топливо начались в западных районах Казахстана (в частности, в Мангистауской области), после того как было объявлено о либерализации цен на сжиженный автогаз (СУГ). Это привело к росту цен с 50-60 тенге за литр до 120 и выше. В этом нефтедобывающем регионе СУГ широко используется как моторное топливо, а также для приготовления пищи и отопления. 2 января в Жанаозене, городе с большими традициями рабочего и профсоюзного движения, местные жители вышли на улицы, протестуя против роста цен. В тот же день протесты охватили всю область, включая областной центр Актау, где участники протестов начали устанавливать на центральной площади палатки и юрты.
3 января начались забастовки на нефтяных месторождениях. Пытаясь предотвратить распространение протестов, менеджмент нефтяных компаний отказался обеспечить развозку рабочих по домам, так что они вынуждены были идти пешком десятки километров по промерзшей пустыне. Нефтяники также потребовали 100% увеличения зарплат и улучшения условий труда. Помимо экономических требований рабочие выдвигали и политические — легализацию политических партий и независимых профсоюзов. По всей стране начали собираться митинги солидарности с протестующими Мангистау. К утру 4 января забастовка в Мангистауской области стала всеобщей, к ней присоединились нефтяники «Тенгизшевройл» в Атырауской области.
Показательно, что изначально чиновники профильного министерства честно заявили, что ни акимат, ни правительство не влияют на ценообразование, и растущие цены – продукт рыночных механизмов. Однако вскоре правительство пошло на попятную, объявив о намерении урегулировать цены на автогаз и расследовать возможный ценовой сговор владельцев АЗС. По соглашению с правительством, последние согласились временно снизить цену до 85-90 тенге за литр – что, впрочем, все равно было значительно выше отметки в 50 тенге, которой добивались протестующие.
Однако скромные уступки правительства не произвели должного эффекта. Днем 4 января протесты охватили всю страну. В индустриальных районах центрального Казахстана, в Карагандинской области забастовали шахтеры «АрселорМиттал Темиртау» и металлурги и горняки корпорации «Казахмыс». Так, рабочие входящего в корпорацию Карагандинского литейно-машиностроительного завода так же, как и нефтяники, потребовали двукратного повышения зарплат, увеличения продолжительности оплачиваемого отпуска, бесплатного питания, дополнительной оплаты и пенсионных льгот для работающих во вредных условиях труда. Кроме того, трудящиеся потребовали увольнения директора завода.
Практически по всем областным центрам группы людей от нескольких сотен до десятков тысяч человек начали стекаться к основным городским площадям. Граждане, пришедшие выразить солидарность с Жанаозеном и объединенные общим недовольством положением дел в стране, начали коллективно формулировать свои требования. Большинство из них вдохновлялось требованиями, выдвинутыми в Мангистау. Как экономическими — люди требовали остановить инфляцию и рост цен, увеличить зарплаты, провести кредитную амнистию, так и политическими — требовали демократических реформ, отставки правительства и президента, роспуска парламента, новых выборов и освобождения политзаключенных. Для большинства из присутствующих это был первый опыт политической борьбы, но практика – хороший учитель, и столь здоровая, быстро и четко оформившаяся социальная и демократическая повестка – отличное тому доказательство. Митингующие проявили не только большую сознательность и дисциплину, активно пресекая деятельность полицейских провокаторов, но и впечатляющую решительность стоять до конца, не принимая отговорки напуганных чиновников и отказываясь расходиться с площадей.
К вечеру 4 января на улицах Жанаозена и Актау митинговало уже несколько десятков тысяч человек. Однако к этому моменту противостояние достигло наибольшего накала в Алматы. В первые дни протестов алматинской и столичной полиции удавалось работать на упреждение: площади перекрывались, в городских центрах блокировалась мобильная связь, и многих активистов задерживали прямо у подъездов домов. Но днем 4 января алматинские площади – особенно площадь Республики, на которой расположен городской акимат – стали наполняться толпами протестующих. Решающим фактором стало то, что помимо привычной политизированной публики южной столицы на сцену вышел рабочий класс и молодежь с окраин и пригородов Алматы. Основной точкой сбора стал стадион «Алматы Арена» в западной части города, где сосредоточены самые бедные районы, часто сравниваемые с гетто и южноамериканскими фавелами. Толпа из десятков тысяч человек отправилась в сторону площади Республики, разрастаясь и привлекая все новых и новых участников по ходу своего полуторачасового шествия.
Начало ожесточенных уличных столкновений, которым предстояло на несколько дней охватить некоторые города страны, было положено алматинской полицией. Силовики начали встречать поток протестующих на подступах к площади дубинками, светошумовыми гранатами и слезоточивым газом. Те же средства применялись и в отношении митингующих на самой площади перед акиматом; вскоре пошли в ход резиновые пули. Государство, объявившее войну собственным гражданам, столкнулось с ожесточенным сопротивлением, которое быстро перешло в контратаку. На несколько дней город наполнился звуками взрывов и выстрелов, едкий слезоточивый газ окутал исторический центр Алматы, и площадь озарили огни полицейской спецтехники и пожара в акимате, к которому прорвались разъяренные восставшие.
К ночи с 4 на 5 января стало предельно ясно, что полиция и нацгвардия не могут подавить протест; многие силовики оказались избиты и разоружены. Чувствуя, что земля уходит из-под ног всего режима, Токаев объявил об отставке правительства, а также о введении режима чрезвычайного положения и комендантского часа в Алматы и Мангистауской области. Вскоре они были расширены на весь Казахстан. Ни уступки, ни усиленные репрессии не помогли власти; уже к позднему вечеру 4 января новости об алматинском побоище распространились по стране. Массовые столкновения с силовиками (в том числе с применением огнестрельного оружия обеими сторонами) и разгромы административных зданий (полицейских участков, акиматов и филиалов правящей партии) перекинулись в той или иной степени на все регионы.
Столкновения демонстрантов с полицией продолжались 5, 6 и 7 января как в Алматы, так и в ряде других городов южного и западного Казахстана: Кызылорде, Таразе, Шымкенте, Актобе и Талдыкоргане, где участники протестов смогли свалить с постамента огромный памятник Назарбаеву. 5 и 6 января полиция и нацгвардия были пассивны и явно уступили на улицах инициативу протестующим. В Алматы в большей части города в этих числах полиции не было совсем. В регионах некоторые представители силовых ведомств и вооруженных сил отказывались выполнять приказы по подавлению протестов, имели место случаи братания. КНБ (Комитет национальной безопасности) явно самоустранился из этого противостояния; все указывает на то, что это было сознательное решение руководства комитетчиков (но не из солидарности с протестами!).
Несмотря на то, что зачатки восстания были успешно подавлены в столице, 5 января начинало казаться, что конец режима близок, и практически полное взятие Алматы бунтарями было лишь шагом на пути к свержению действующей власти. В телевизионном обращении президент Токаев без каких-либо пояснений объявил себя председателем Совета безопасности (пост, пожизненно закрепленный за Назарбаевым!) и вновь обозначил курс на силовое подавление протестов, участников которых он заклеймил «проплаченными» заговорщиками. Однако улицы по-прежнему полностью принадлежали восставшим. Немногие боеспособные силовики сосредоточились у осажденного городского Департамента полиции и алматинской резиденции президента. В отличие от других городов, в Алматы относительно широко развернулась волна мародерства, которая так напугала зажиточную публику и белоручек-либералов, ожидаемо поспешивших встать на защиту частной собственности, витрин торговых центров и магазинов электроники и дистанцироваться от «дикарей» и «быдла».
В ночь с 5 на 6 января, когда руководство страны на несколько часов сняло общенациональную блокировку интернета, было объявлено о его решении призвать на подмогу иностранную интервенцию в виде «миротворцев» ОДКБ, преимущественно российских военных. Риторика в отношении протестов ужесточилась еще больше – восставших объявили террористами и анонсировали начало «контртеррористической операции». Лишь после того, как режим перебросил в район Алматы армейские части из других регионов Казахстана, а контингент ОДКБ занял ряд важных стратегических объектов, Токаеву удалось подавить сопротивление масс. Символическим переломным моментом в этой революционной драме стал демонстративный расстрел нескольких сотен мирных протестующих, оставшихся к вечеру 6 января на площади Республики. Эпизодические столкновения и перестрелки продолжались в Алматы и области еще несколько дней, но постепенно люди стали уходить с улиц и площадей по всей стране – кто-то разошелся по домам, кто-то пустился в бега; несколько сотен гражданских (точное количество не объявлено до сих пор) в эти дни были убиты.
Почти с самого начала действующий режим стремится выставить восставших «иностранными террористами» и участниками или, в лучшем случае, пешками некоего заговора: жандармско-бюрократическая логика редко способна осмысливать такого рода события иначе. Как обычно, всевозможные «эксперты» и политические комментаторы пытаются подменить дискуссию о социальной природе протестов рассуждениями о дворцовых интригах и клановых разборках внутри элит. Пытаясь тем самым внушить массам идею об их собственной незначительности перед лицом замыслов сильных мира сего.
Революционные события кровавого января 2022 года нуждаются в материалистическом анализе, который следует подкрепить обзором исторических и социально-экономических предпосылок положения современного Казахстана, особенно для читателей за пределами страны.
Независимость
К началу Перестройки Казахская ССР оказалась единственной советской республикой, в которой титульная нация была этническим меньшинством. В республике в тот момент проживало примерно по 40% казахов и русских и по 6% украинцев и немцев. В СССР существовала негласная традиция — первым секретарем Республиканского комитета КПСС назначался представитель титульной нации республики, а вторым секретарем был русский или украинец. Придя к власти в 1985 году, Горбачев немедленно занялся «омоложением» Политбюро ЦК КПСС, заменяя старые кадры на своих протеже. К концу 1986 года очередь дошла и до Динмухамеда Кунаева, который одновременно являлся партийным руководителем Казахстана. В качестве его замены рассматривался молодой председатель республиканского совмина Нурсултан Назарбаев, которому Кунаев покровительствовал. Неожиданно для всех, Кунаев резко выступил против кандидатуры Назарбаева. В качестве временного кандидата был выдвинут первый секретарь Ульяновского обкома КПСС Геннадий Колбин, который не только не знал казахского языка, но даже никогда не работал в Казахстане.
Такой выбор Москвы возмутил не только местную партноменклатуру, но еще больше казахскую интеллигенцию и казахскую студенческую молодежь, которая вышла 16 декабря на демонстрацию, требуя отставки Колбина. На площади имени Брежнева (теперь площадь Республики) 16 и 17 декабря состоялся многотысячный митинг. Парторганизации крупнейших заводов города сформировали рабочие дружины, в ходе столкновений с участниками митинга один из дружинников был убит. Лишь вечером 18 декабря митинг был разогнан армейскими частями, переброшенными из европейской части СССР. Назарбаев, который принимал активное участие в попытках убедить участников митинга разойтись, несомненно, сделал из этих событий, известных как «Желтоксан», целый ряд выводов, которые позволили ему многие годы находиться у власти. Примечательно, что в том же 1986 году в феврале, на XVI съезде Компартии КазССР Назарбаев, будучи на тот момент председателем Совета министром республики, завуалированно раскритиковал Кунаева за кумовство, растрату бюджетных средств и экономические провалы. Без малого 36 лет спустя его собственный преемник поступит со своим предшественником поразительно схожим образом.
Возглавив республиканскую парторганизацию в июне 1989 года, Назарбаев позже стал и президентом Казахстана. В отличие от многих других республиканских лидеров он последовательно поддерживал Горбачева, выступая вместе с руководителями других центральноазиатских республик за сохранение СССР в той или иной форме. Так, на Всесоюзном референдуме о сохранении СССР в марте 1991 года лишь 5.2% в жителей республики проголосовали против. Это в 5 раз меньше, чем в РСФСР. Решение тройки руководителей славянских республик о ликвидации СССР, принятое в Беловежской пуще в декабре 1991 года, поставило лидеров теперь уже независимых среднеазиатских республик в очень сложное экономическое и политическое положение.
Перспективы создания национального государства в Казахстане выглядели наиболее туманными. Страна была четко разделена по этническому принципу на «русский» (точнее, русскоязычный) север, где и была сосредоточена большая часть национальной экономики, и казахский юг, культурным и административным центром которого являлась опять-таки русскоязычная столица — Алматы. По большей части работники казахской партноменклатуры были выходцами из деревни, что создавало предпосылки для кумовства и коррупции. Кроме того, деление казахского народа на три жуза (исторические родоплеменные объединения) было и остается не только элементом самоидентификации, но и фактором в формировании «клановой» кадровой политики.
Независимый Казахстан, как и остальные республики бывшего СССР, начал свою историю в условиях экономического коллапса. Разрыв экономических связей, недостаток оборотного капитала и сложность проведения конверсии в оборонной промышленности — все эти общие проблемы в Казахстане усугублялись массовой эмиграцией квалифицированных специалистов. На протяжении 90-х каждый год в ФРГ репатриировалось примерно по 100 тысяч этнических немцев. По 200 тысяч русских в год уезжало в Россию. Миграция русскоязычного населения была вызвана в значительной степени коллапсом в машиностроении и ростом безработицы в индустриальных центрах. Отток населения частично был компенсирован в ходе государственной программы репатриации примерно миллиона этнических казахов – так называемых «оралманов» – из Узбекистана, Монголии, Туркменистана, Китая, России и других стран.
Petrostate
Впрочем, у Назарбаева были и серьезные козыри — минеральные богатства Казахстана, прежде всего нефтяные и газовые месторождения на Восточном побережье Каспийского моря. Целый ряд месторождений в Мангистауской области разрабатывался еще в СССР, а открытое накануне Перестройки нефтяное месторождение Тенгиз в Атырауской области в Западном Казахстане разрабатывается американской «Chevron». В 2000 году было разведано еще более крупное шельфовое месторождение Кашаган, которое разрабатывает консорциум европейских компаний. Нефть, газ и продукты первичной переработки составляют примерно 70% казахстанского экспорта. Еще 15-20% приходится на черные металлы, медь, цинк, ванадий и урановую руду. Единственная продукция с относительно высокой добавленной стоимостью — злаки и масличные культуры северного Казахстана. Текстильная и швейная промышленность в Казахстане практически исчезла, не выдержав конкуренции с Узбекистаном с его предельно низкими зарплатами, а машиностроение так и не смогло адаптироваться к мировому рынку. Это было особенно сложно сделать, учитывая, что с середины 90-х годов Казахстан последовательно проводит либеральную экономическую политику.
Казахстан традиционно лидирует в СНГ по иностранным инвестициям на душу населения, но они сосредоточены в нефтедобыче западного Казахстана и, незначительно, в металлургии центрального, где господствует «АрселорМиттал Темиртау». Между тем наибольший прирост населения имеет место в сельских районах на юге Казахстана, промышленный и сельскохозяйственный потенциал которого не развивается в условиях либеральной экономической модели. Интересный факт: предгорья Алатау – идеальное место для выращивания яблок. Здесь в дикой природе растет яблоня Сиверса, предок всех современных сортов яблок. Собственно название города Алматы происходит от слова алма — яблоня. В 70-е годы в Алма-Атинской области насчитывалось более 3 миллионов деревьев одного только сорта Апорт. Современный Казахстан экспортирует яблоки лишь в особо урожайные годы.
Как это обычно бывает в государствах-экспортерах сырья (как теперь модно говорить – «Petrostate»), нефтяные сверхдоходы (и соответствующие им инфраструктурные расходы) подавляют обрабатывающие отрасли национальной экономики, что ведет к низким заработным платам. Так, валовой внутренний продукт Казахстана составил в 2020 году 163.23 миллиона долларов или 8800 долларов на человека, то есть лишь немногим меньше, чем в России, но при этом медианная зарплата (специально берем докоронавирусный период) составляет менее трехсот долларов ($282 в 4 квартале 2018 года), при том, что в России она составляла в апреле 2019 года $528. Сравнение средних с зарплат с Россией особенно важно с учетом того, что страны входят в Евразийский экономический союз и имеют более 6000 километров общей границы, что ведет к общей тенденции выравнивания цен на товары.
При этом национальная валюта Казахстана тенге даже более зависима от цен на нефть, чем российский рубль. Если падение курса российского рубля обычно приводит к экспортозамещению и компенсирующему росту в обрабатывающей промышленности с последующим ростом зарплат, то в Казахстане ничего подобного не происходит — зарплаты остаются на том же уровне, несмотря на постоянный рост цен.
Впечатляющие экономические показатели Казахстана имеют под собой зыбкую почву — постоянный рост государственных расходов в среднем на 20% в год в номинальном выражении и связанное с этим снижение ресурсов Национального фонда, активы которого с 2014 года снизились на 26%. До пандемии эти тенденции носили скрытый характер, однако ситуация изменилась в 2020 году.
Рост цен и положение масс
Пытаясь спасти экономику в условиях пандемии, США, Китай и страны ЕС произвели огромные денежные вливания в национальные экономики, что не могло не вызвать обесценивание национальной валюты и инфляцию. В то же время падение доходности государственных облигаций вызвало рост спроса на фьючерсы на сырье и продовольствие, что привело к росту цен на эти товары.
Но, как это обычно бывает, первыми жертвами монетарной политики правительств крупнейших экономик мира стали вовсе не их граждане. Казалось бы — причем здесь Казахстан, который экспортирует дорожающие нефть, зерно и подсолнечник? Однако рост мировых цен на эти товары сказался и на внутреннем рынке. Рост цен на овощи летом 2021 года составил от 30 до 80% во всем Евразийском экономическом союзе. Но положение Казахстана оказалось даже хуже из-за падения курса тенге к рублю на 12%. В сумме с 9% инфляцией это означало рост цен на российский экспорт (а Казахстан – крупнейший импортер российской обрабатывающей промышленности) уже на 20%.
Еще один инфляционный фактор — разрешение гражданам Казахстана снимать часть своих пенсионных накоплений для покупки недвижимости, что вызвало резкий скачок цен на недвижимость и рост стоимости аренды в крупных городах на 30%, при том, что зарплата арендаторов осталась прежней. Это стало серьезным ударом для мигрантов из сельской местности, как правило, арендующих жилье.
Но непосредственным фактором разворачивания политического кризиса стал рост цен на сжиженный газ (СУГ, пропан-бутановая смесь). СУГ широко используется во многих странах для приготовления пищи. Пропан и бутан в больших количествах содержатся в попутном нефтяном газе, который выделяется при добыче нефти. В России и Казахстане его и сейчас порой сжигают в факелах во время нефтедобычи из-за трудностей транспортировки. Относительная его дешевизна в странах ЕАЭС привела к тому, что в ряде регионов он широко используется как моторное топливо (особенно в малотоннажном коммерческом транспорте) и даже для отопления. На фоне локаутов лета 2020 года внутренний спрос на СУГ упал, и его крупнейший производитель «Сибур» существенно увеличил экспорт. Летом 2021 года внутренний спрос восстановился и возник дефицит сжиженного углеродного газа, который обострился в результате аварии 5 августа на заводе «Газпрома» под Новым Уренгоем. В результате цена литра СУГ на автозаправках России на короткое время увеличилось вдвое, в то время как цена СУГ в Казахстане является фиксированной и существенно ниже российской. Это естественно вело к дефициту сжиженного газа, особенно вблизи от российской границы. В то же время озабоченное дефицитом бюджета правительство Казахстана не было готово снижать экспорт СУГ в Китай и Украину. Было принято решение либерализовать цены, что означало их повышение до 120 тенге (примерно 30 центов за литр). Эта цена может показаться не такой высокой, но надо учитывать, что для владельцев автомобилей, работающих на СУГ, это означало двукратное увеличение эксплуатационных расходов. Еще в худшем положении оказались те, кто использовал сжиженный газ для отопления: в разгар суровой зимы их текущие расходы увеличились вдвое. Кроме того, нефтяники Мангистауской области испытывали естественную обиду людей, которые своими руками добывают попутный газ и при этом вынуждены платить за него втридорога.
Богатство и нищета
Сложное сочетание экономической и этнической неоднородности Казахстана отражается, в частности, на демографии. Так, в прикаспийских областях, куда было переселено много оралманов, и на мелкотоварном аграрном юге страны суммарный коэффициент рождаемости больше трех, а на севере меньше двух, да и то за счет столицы страны — Астаны. Естественным результатом этого является безработица. Официальные данные показывают ее величину в 5%, но в условиях, когда минимальная зарплата составляет всего 42500 тенге ($110), безработица носит скрытый характер. Так, численность самозанятых и безработных с доходами ниже 60 тысяч тенге (около $159) по тем же данным составляет 853 тысяч человек.
С одной стороны, резервная армия труда оказывает давление на рынок рабочей силы. Этому способствует трудовое законодательство Казахстана, полностью выстроенное в интересах предпринимателей. Вместо переподготовки и релокации рабочих ТНК проводят массовые сокращения. Так, на западе страны, в Атырауской области, регионе с высокой безработицей, в декабре было объявлено о планах уволить 40 тысяч рабочих из компании «Тенгизшевройл» в 2022 году. Все это приводит к стагнации зарплат на фоне роста цен. При этом Атырау — самый дорогой для жизни город Казахстана.
С другой стороны, наблюдается массовая миграция в столицы – Алматы и Астану. Вокруг Алматы – особенно на западных окраинах города и прилегающих районах Алматинской области – образовался пояс гетто, местами трущоб, в которых живет около миллиона человек. Неоднократные попытки властей снести эти постройки сопровождались отчаянным сопротивлением их жителей. Их обитатели в отсутствие качественного образования и в силу проблем с русским языком – в городе, в котором трудоустройство без знания русского часто бывает затруднительным – вынуждены браться за самую низкооплачиваемую работу. Преимущественно они заняты на подсобных работах в строительстве и мелком бизнесе. Люди из трущоб строят жилье, которое они никогда не смогут себе позволить, таскают коробки с игрушками, которые не могут купить своим детям, охраняют заведения, в которых не могут отдыхать.
Революционный потенциал этих людей очевиден, но также наивно ожидать от них некой стихийной революционной дисциплины. С самых первых разбитых витрин звучат стенания прекраснодушных либералов, брезгливых «коренных алматинцев» и зажиточных мещан о «разрушенном любимом городе», об «орках» и «понаехавших» (имея в виду тех людей, что весьма активно грабили магазины и торговые центры). Бунт – голос самых обездоленных. Стоит ли этому удивляться или сокрушаться, когда и государство, и частный бизнес вот уже 30 лет занимаются мародерством и разграблением страны в общенациональных масштабах? Оставим эти сентенции реформистам и пацифистам. Это не значит, что грабежи и погромы магазинов неизбежно сопровождают революцию и не могут быть нежелательными для борьбы с тактической точки зрения, но очевидно, что социальный состав участников протестов в Алматы и десятилетия жесткого подавления всех открытых возможностей классовой или общественной самоорганизации располагали к такому течению событий.
Спецслужбы Казахстана прилагают все возможные усилия, чтобы найти «иностранный след» в протестах. Казахстанские СМИ опубликовали видео с задержанным человеком с явными следами избиения на лице, который признается на камеру, что участвовал в беспорядках за 90 тысяч тенге ($200 долларов США). Мужчина назвал себя безработным из Киргизии. Однако телезрители быстро опознали руководителя джазового оркестра из Бишкека Викрама Рузахунова. Возле посольства Казахстана в Бишкеке прошел митинг в поддержку джазмена. Абсурдность происходящего была настолько очевидна, что Викрам был освобожден. К сожалению, далеко не все киргизы, задержанные полицией в Алматы на прошлой неделе, являются известными музыкантами. Правда состоит в том, что между киргизской молодежью из пригородов Бишкека, раз за разом свергающей правителей Киргизии, и казахской — из пригородов Алматы, нет существенной разницы. То, что режим Токаева устоял, связано лишь с тем, что Казахстан больше и неоднороднее Киргизии.
Природа режима
Несмотря на внешнее сходство автократических режимов Путина в России и Назарбаева-Токаева в Казахстане, между ними есть существенным различия. В России Путин пришел к власти в ситуации экономического и политического краха олигархического режима Ельцина. Оказавшись перед лицом реальной угрозы потери своих состояний, олигархи допустили установление бонапартистского режима, утратив тем самым непосредственную возможность управлять государством. Путин поднялся над классами, в том числе над классом буржуазии, который возник в предшествующий период буржуазной контрреволюции. Разумеется, этот процесс протекал с участием государства, но приватизация середины 90-х в России была дорогой с двусторонним движением. Государство зависело от олигархов не меньше, чем олигархи от государства. Олицетворением этого стали президентские выборы 1996 года.
В Казахстане ситуация была другой. Правящий класс этой страны был также искусственно создан при помощи американских советников из родственников и друзей Назарбаева, как ее политическая элита была искусственно выращена в ее новой столице — Астане (бывшем Целинограде в зерновом поясе на севере страны). В отличие от Путина Назарбаев никогда не мог, да и не хотел – пусть даже демагогически – предложить рабочему классу защиту от капиталистов. Напротив, он с предельным цинизмом подчеркивал, что для него важнейшим моментом является инвестиционная привлекательность страны для иностранного капитала.
Вся история современного Казахстана – это история борьбы режима с рабочим движением, преследования профсоюзных активистов, подавления, рейдерского захвата, ликвидации независимых профсоюзов. В начале 90-х эпицентром борьбы был Карагандинский угольный бассейн, где еще с шахтерской забастовки 1989 года было велико влияние профсоюзов. Единственным результатом шахтерской забастовки 5 мая 1995 года, сопровождавшейся захватом шахт и голодовкой, стали ликвидация Назарбаевым большей части шахт и бесплатная передача разрезов «АрселорМиттал Темиртау». Государство не дало шахтерам ни копейки. В начале нулевых годов эпицентр рабочей борьбы переместился на запад страны, где с 2001 года развернулась борьба рабочих за создание независимых профсоюзов нефтяников. С 2008 года там проходили перманентные забастовки нефтяников. Начиная с 2010 года на нефтяном предприятии «Каражанбасмунай» тянулся трудовой конфликт, в ходе которого представители компании избивали и убивали профсоюзных активистов, поджигали их дома. Забастовки продолжались все лето и осень 2011 года, сотни рабочих были уволены, трое профсоюзных активистов, включая лидера профсоюза юриста Наталью Соколову, были осуждены. Наконец, 16 декабря 2011 года в Жанаозене как минимум 15 участников протестов были убиты (согласно официальным данным), а сотни ранены во время стычек бастующих нефтяников с полицией. Несколько сотен человек были арестованы.
Значит ли это, что единственной опорой Назарбаева все эти годы являлся государственный аппарат, армия и полиция? Это не так. Режим Назарбаева многие годы провоцировал взаимное недоверие этнических русских и казахов и опирался на него. С одной стороны, положение русского меньшинства в Казахстане всегда было вполне комфортным. Русский язык используется не только в повседневном общении, но и в официальном делопроизводстве. В стране действует множество русских школ и смешанных школ с русскими классами, в которые охотно отдают своих детей и многие казахи. Высшее образование также можно свободно получить на русском языке. Однако согласно данным переписи 2009 года способны читать и писать по-казахски лишь 6,3% русских, менее 20% способны в каких-то пределах понимать казахскую речь. Учитывая, что русское население Казахстана стремительно стареет, нет никаких оснований полагать, что за 10 лет эти числа сильно изменились. С другой стороны, 20% этнических казахов, прежде всего сельской молодежи, не знают русского языка, что существенно ограничивает их карьерные возможности.
Бонапартистская верхушка Казахстана пытается представить себя для русских гарантом их безопасности, а для казахов – силой, способной договориться с опасной и непредсказуемой Россией. Такая демагогия становится все менее актуальной в современном Казахстане по мере быстрого снижения доли русского населения, но она многие годы использовалась как обоснование для автократического стиля правления и запрета практически всех оппозиционных партий.
Котел без клапана
Созданная Назарбаевым политическая система в принципе не подразумевает наличие оппозиции. Под предлогом обеспечения гражданского мира последовательно были запрещены все этнические, религиозные, а затем и коммунистические партии.
Коммунистическая партия Казахстана (КПК) была расколота в 2004 году, после того как на парламентских выборах вошла в избирательный блок «Народный оппозиционный союз коммунистов и ДВК». Из партийного меньшинства была создана марионеточная Коммунистическая народная партия Казахстана, которая, впрочем, так и не могла пройти в парламент пока подлинная компартия не была сначала лишена права участия в выборах 2012 года, а затем, в том же году, и вовсе лишена регистрации. Также были запрещены властями оппозиционные партии «Демократический выбор Казахстана» и «Алга!». Разумеется, запрещена и преследуется исламистская партия Хизб ут-Тахрир аль-Ислами. Аресты, а иногда и убийства противников режима — обычная практика казахстанских спецслужб.
Формально в Казахстане зарегистрированы шесть партий, но в парламенте представлены три партии: пропрезидентская правящая партия «Нур Отан» («Свет отечества»), имеющая абсолютное большинство мест, и две партии «конструктивной оппозиции», созданные путем раскола политических партий, которые показались Назарбаеву слишком оппозиционными — правая «Ак Жол» и левая Народная партия, которая политкорректно избавилась от слова «коммунистическая» в названии. Неудивительно, что сегодня значительная часть известных казахстанских оппозиционеров находится в эмиграции.
После подавления независимой прессы, несколько лет назад в Казахстане начали ограничивать доступ к интернет-ресурсам оппозиции. От пользователей интернета требовали добровольно отказаться от тайны переписки, установив в список доверенных сертификатов их компьютеров сертификат спецслужб и так далее. Во время протестов интернет просто отключили.
Однако массовые протесты показали, что затягивание гаек не обеспечивает безопасность режима. Стихийные протесты сопровождались стихийной самоорганизацией. Политические, социальные активисты и просто недовольные собирались на центральных площадях городов, устанавливали палатки и юрты. Рабочие устанавливали связи и синхронизировали свои, в том числе политические, требования. Хотя протест и был подавлен, очевидно, что жесткость режима никак не способствовала его предотвращению.
Также надо учитывать, что для казахстанского истеблишмента важно сохранение хотя бы минимального «демократического» имиджа, что почти невозможно в случае еще более системного подавления гражданских прав. При этом, руководство страны как никогда испытывает страх перед массами. Обещанные на заре правления Токаева реформы не материализовались, либо не привели к существенным изменениям в плане свобод классовой и политической организации. Вероятнее всего, политический и профсоюзный клапан так и не будет разблокирован, и давление в котле будет повышаться и впредь. Причем, учитывая зависимость экономики Казахстана от мировых цен на сырье, возможно, очень быстро.
Транзит власти
Старость и возможная смерть бессменного президента, а в данном случае «лидера нации» или, по-казахски, «елбасы» — серьезная проблема для любого бонапартистского режима. Тем более, что, в отличие от бывшего президента Азербайджана Гейдара Алиева, у Назарбаева нет сыновей. Передать бразды правления своей старшей дочери Дариге (в какой-то момент она была избрана председателем верхней палаты парламента, ныне депутат нижней палаты) Назарбаев не решился.
Назначив своим преемником Касым-Жомарта Токаева в 2019 году Назарбаев принял компромиссное решение. Токаев учился в Москве, затем 15 лет работал в МИД СССР — профессиональный дипломат. Возглавлял МИД независимого Казахстана, одно время был премьер-министром, но в то же время по-настоящему не вхожий ни в один из условных «кланов» правящего класса и политической элиты и не имеющий своего существенно весомого круга приближенных. Это политик заведомо приемлемый для Москвы, но, с другой стороны, он не настолько жесток, как Назарбаев, и не обладает его авторитетом. Действительно, это создает возможность раскола политической элиты Казахстана и правящего класса, практически невозможную при Назарбаеве.
Первым решением новоиспеченного президента Токаева, принятым практически моментально после «транзита», было переименование столицы в Нур-Султан. Это название не прижилось и редко используется вне официальных документов и в повседневной речи казахстанцев, зато за самим Токаевым закрепилось прозвище «мебель» и репутация слабого, номинального правителя, не обладающего реальной властью, которая де-факто (и в значительной степени де-юре, в силу пожизненного права занимать пост председателя Совета безопасности страны) осталась за Назарбаевым.
Тем удивительнее прозвучали его слова в телеобращении от 5 января: «Как глава государства и с сегодняшнего дня председатель Совета безопасности намерен действовать максимально жестко». Учитывая, что к тому моменту (и до сих пор) сам Назарбаев не появлялся на публике и не выступал с какими-либо обращениями, происходящее выглядело если не как государственный переворот, то как минимум как серьезный сдвиг в балансе сил внутри режима. Такое впечатление только усилилось после новости о снятии с должности главы КНБ Карима Масимова – близкого соратника Назарбаева, в прошлом премьер-министра страны, а ныне подозреваемого по делу о государственной измене. Это, в совокупности с явным бездействием комитетчиков в январских событиях, сразу подтолкнуло многих комментаторов связать восстание с попыткой окружения Назарбаева и, прежде всего, Масимова, отстранить Токаева от власти. Другие же, напротив, склонны видеть в произошедшем инициативу действующего президента. Какими бы ни были дворцовые интриги, «под шумок» затеянные паразитами и кровопийцами во власти, массовое восстание этих январских дней не было продуктом какого-то заговора или переворота и подчинялось собственной логике.
В любом случае, «старик» и важнейшие члены его окружения и семьи оказались отодвинуты от власти. Красноречиво отсутствие самого Назарбаева; лишь один раз его пресс-секретарь заявил, что первый президент добровольно передал пост председателя Совета безопасности Токаеву и призывает граждан сплотиться вокруг действующего президента. Дарига Назарбаева также не появлялась на публике (ее помощница утверждает, что она на больничном, «дома в Алматы»), Алия Назарбаева (младшая дочь) пишет в Instagram (по всей видимости, находясь в ОАЭ), что «благодарит за моральную поддержку отца в данный момент», а его влиятельный младший брат Болат Назарбаев по некоторым данным также бежал в Дубай через Киргизию. Однако показательно, что «победа» преемника над предшественником хоть и используется последним в имиджевых целях, но остается строго негласной – например, министерство информации потребовало от регионального издания «Фергана» удалить статью под названием «Террористический транзит», в которой автор рассуждает на тему произошедших клановых разборок. Ведь открытое признание, что «паны дерутся, а у холопов чубы трещат», было бы крайне унизительно для режима и серьезно ударило бы по его легитимности.
Империализм
До 2014 года тема русского меньшинства в Казахстане была на периферии политической повестки, оставаясь прибежищем для политических фриков вроде Жириновского и Лимонова. В начале нулевых российский истеблишмент полагал, что нефть будет неограниченно дорожать долгое время и нефтедолларов хватит на все государственные расходы. Подписав 6 ноября 2007 года указ о строительстве космодрома Восточный в Приамурье, Путин признал, что готов разрубить Гордиев узел, связывающий Россию и Казахстан, отказавшись в перспективе от расположенного в Казахстане космодрома Байконур. Однако кризис 2008 года и связанное с ним падение цен на нефть заставило Путина более серьезно отнестись к несырьевым отраслям экономики. Хотя формально Таможенный союз между Россией, Белоруссией и Казахстаном был подписан еще в 1995 году, первые 15 лет он оставался ничего не значащей бумажкой.
Только в 2010 году, с отменой таможенных границ внутри союза, Россия стала прилагать усилия по привлечению туда стран СНГ, прежде всего Украины. В конечном счете это привело к столкновению интересов ЕС и Россиии Евромайдану в Украине. Потерпев поражение в Украине, Путин сумел убедить присоединиться к союзу лишь только Армению и Киргизию — две совсем небольшие экономики.
Очевидно, что Россия неспособна конкурировать с США, ЕС или Китаем на рынке капитала — по прямым инвестициям в экономику Казахстана Россия делит с Китаем не слишком почетное пятое место. Единственное, что может Путин может предложить Токаеву — пойти по пути Николая I — выполнить не слишком почетную роль жандарма. Остается гадать, какие обещания были даны Путину за оказанную поддержку.
Ясно, что в краткосрочной перспективе такое развитие событий усилит позиции России не только в Казахстане, но и во всей Центральной Азии. Но люди не любят жандармов — чем активнее Путин будет лезть в дела Казахстана, тем больше будет недовольство как правящего класса Казахстана, так и казахских трудящихся. Кроме того, вмешательство контингента ОДКБ, по большей части состоящего из российских войск, рискует осложнить межнациональную обстановку в Казахстане.
Помимо всего прочего, январское восстание в очередной раз подтвердило статус казахстанского режима как образцового компрадора, чья основная роль – это защита прав собственности и интересов транснационального капитала. Как было описано выше, десятилетиями буржуазная власть давит профсоюзы и держит основную массу населения в бесправии и бедности – другими словами, создает хороший инвестиционный климат для сырьевой страны. В отношении январских событий сформировался «нечестивый альянс» всех основных империалистов региона и мира от мала до велика – РФ, США, ЕС, КНР и Турция фактически поддержали действующую власть. Такое редкое единодушие обусловлено тем, что всех международных игроков все устраивает в современном Казахстане, а перспективы победы экономических и демократических требований развернувшейся борьбы представляют угрозу не только «собственным» капиталистам, но и иностранным.
Перспективы и путь к победе
Горячая фаза восстания закончена, наступает период передышки и рефлексии, в ходе которого всем участвующим сторонам предстоит осмыслить произошедшее, извлечь соответствующие уроки и обратить взор в будущее.
С самого начала январского кризиса в действиях режима усматривается совмещение уступок и репрессивных мер. Власть не имеет другого выбора, кроме как продолжить аналогичную тактику в восстановлении хотя бы части легитимности и укреплении своего положения. Показательно выступление Токаева перед Мажилисом (парламентом) 11 января.
С одной стороны, президент апеллировал к буржуазии, зажиточным слоям и напуганному мещанству, стараясь удовлетворить их обновленный запрос на стабильность, безопасность и защиту частной собственности. Для этого анонсирован целый комплекс мер по укреплению силовиков, который будет включать огромный рост в их финансировании для технической модернизации, количественного усиления и существенного повышения зарплат (ведь январские события показали, что многие силовики не лояльны к власти и часто не хотят ее защищать).
С другой, значительно более важной стороны, Токаев подчеркнуто выступил с риторикой социальной справедливости, критикой неравенства в обществе, прямыми и косвенными выпадами в адрес «финансовых олигархических групп» как «ключевых выгодоприобретателей экономического роста». Досталось и политическим элитам, которых явно обвинили в коррупции и использовании государственных средств в личных интересах – словами Токаева, «мы знаем всех пофамильно». Хотя ни одной фамилии он не назвал, в его выступлении прозвучала завуалированные нападки на Назарбаева: «Благодаря первому президенту – Елбасы в стране появилась группа очень прибыльных компаний и прослойка людей, богатых даже по международным меркам. Считаю, что пришло время отдать должное народу Казахстана и помогать ему на системной и регулярной основе». Не признавая открыто, но прозрачно намекая на то, что елбасы вместе с семьей отодвинут от власти, Токаев пытается убедить общество, что основное препятствие в виде старого коррумпированного самодержца устранено, и что действующий президент, обретя всю полноту власти, наконец сможет «навести порядок» и воплотить в жизнь назревшие реформы и борьбу с коррупцией.
В определенной степени это сработало. Сейчас в Казахстане можно наблюдать довольно широкой спектр реакций на выступление Токаева – от восторженного одобрения до осторожного интереса – отражающий существенный пласт общественного мнения, в целом готовый в той или иной степени оказать определенный кредит доверия президенту или хотя бы предоставить ему «испытательный срок» на выполнение обещанного.
Но эти безосновательные иллюзии скоро будут развеяны как особенностями политической системы Казахстана, так и действительностью самого капитализма и рыночной экономики, искренним идейным приверженцем которых остается Токаев. Во-первых, не вполне ясно, насколько он сможет утвердить свой авторитет среди различных фракций и «кланов» хозяев жизни в Казахстане. Судя по весьма скромным кадровым перестановкам в правительстве и государственном аппарате (помимо масштабных чисток в структурах КНБ и, в меньшей степени, Совета безопасности), президент либо не может, либо не хочет принимать серьезные решения. Среди анонсированных реформ не было ни одной, которую можно было бы назвать демократической.
Для каких-либо серьезных улучшений в социально-экономической сфере у государства также нет ни материальных средств, ни инструментов. Уже известно, что регулирование цен на автогаз и ГСМ, анонсированное еще в самые первые дни протестов, будет осуществляться путем покрытия расходов частного сектора, фактически компенсации бизнесу разницы между реальной рыночной ценой и заниженной розничной – естественно, из государственной казны, в конечном счете из стоимости, произведенной самим рабочим классом Казахстана. Это должно стать показательным уроком того, что настоящее регулирование цен в принципе невозможно при рыночной экономике. По-прежнему неясно, какими средствами Токаев собирается добиваться выполнения задач по повышению доходов населения, снижению безработицы и созданию социальных лифтов. Всему этому уже три десятилетия даже в большей степени, чем коррупция и казнокрадство, препятствует горькая политэкономическая правда капиталистической системы и положение Казахстана в мировом разделении труда в качестве сырьевого экспортера. Наконец, казахстанская экономика давно страдает от высокой инфляции, и сейчас ситуация лишь усугубится. Что бы ни выбрали власти – продолжать валютные интервенции (лишь 12 и 13 января они составили в общей сложности $240 млн.) или отпустить курс валюты – последствия для материального положения граждан и для государственного бюджета будут тяжелыми.
Очевидно, правительство Токаева неспособно не только удовлетворить социально-экономические запросы рабочего класса страны, но даже остановить ухудшение его материального положения. В таких условиях одним из немногих вариантов удержания власти остается дальнейшее закручивание гаек. Режим не побоялся утопить алматинское восстание в крови. Волна задержаний уже обрушилась на журналистов и активистов, принимавших участие или просто освещавших митинги в разных городах страны. МВД отчитывается о тысячах задержанных «террористов» (по состоянию на 11 января официальная цифра приближалась к 10 тыс. человек), на которых возбуждают уголовные дела, в том числе по «террористическим» статьям уголовного кодекса. Не исключено, что как в Беларуси скоро мы столкнемся с арестами и тюремными сроками за лайки и репосты в социальных сетях. Также вероятны попытки властей расколоть общество и разделить недовольных по различным признакам – этническим, религиозным и региональным – чтобы направить могучий протестный потенциал казахстанского пролетариата в действительно деструктивные русла национализма, религиозного фундаментализма и даже трайбализма.
Тем острее становится необходимость рабочим и молодежи Казахстана извлечь уроки и сделать выводы из революционного противостояния, захлестнувшего страну, и готовиться к продолжению борьбы уже до победного конца. Январское восстание не было единым движением. Различные социальные группы: рабочие, интеллигенция, молодежь и беднота городских окраин и пригородов — вошли в него с разным опытом политической борьбы, а чаще всего и вовсе без него. Сплоченность и организация рабочих, стойкость старых политических активистов, решительность и бескомпромиссность молодежи и бедноты — соединенные в единое целое, они бы не оставили режиму Токаева никаких шансов. Такое единение не произошло, да и не могло произойти. Эти главные силы участников протестов были разделены социально и даже территориально. Рабочий класс не смог организовать и дисциплинировать молодежь, при этом и чисто экономические протесты в Казахстане не могут быть успешны без демократической и социалистической повестки.
Но главный политический лозунг протестов «Шал, кет!» — «Старик, уходи!» обращен в прошлое. Назарбаев ушел и уже не вернется. В то же время он скрыто легитимизирует Токаева и его режим. Необходимы позитивные лозунги, лозунги социального изменения общества на демократических принципах. На первый план выходят требования остановить репрессии, освободить политзаключенных и задержанных активистов, и предоставить полную свободу трудовой и политической организации. Рабочее движение должно охватить максимально широкие слои трудящихся масс и предложить свое решение основных проблем, в первую очередь выдвинуть переходные требования: национализации добывающих, обрабатывающих и финансовых секторов экономики; организованной экспроприации всех олигархов; полного общественного контроля над силовыми структурами, вплоть до их роспуска и замены народным ополчением для поддержания правопорядка. Но для этого левая интеллигенция должна проложить дорогу к массам, в том числе и к самым отсталым. Она должна говорить на их языке, должна найти форму политического выражения стремления и чаяний масс. Если это произойдет, то революционное движение трудящихся Казахстана будет невозможно остановить!