Сегодня День святого Валентина, а это значит, что пришло время порассуждать о человеке, чья фамилия переводится как «любовное ремесло» — о Говарде Филлипсе Лавкрафте. Это, если кто не знает, один из основоположников современной литературы ужасов, который придумал Ктулху. В свое время автор этой статьи прочитал все его рассказы, кроме некоторых написанных в соавторстве или недописанных.
Минусы джентльмена из Провиденса как писателя и как человека можно перечислять долго. Несмотря на то, что писательство было его основной профессией, работы Лавкрафта совсем не похожи на вышедшие из-под пера «крепкого профессионала». В «Зове Ктулху», например, вообще нет концовки; не верите — прочитайте. Некоторые произведения откровенно повторяют друг друга. Здесь, вероятно, сказалась необходимость писать ради денег; иными словами, это просто отчужденный труд. Например, содержание «Лунной топи», «Крыс в стенах» и «Алхимика» совпадает процентов на 70 (а также все они подозрительно схожи с «Собакой Баскервилей», но с мистикой и без сыщиков). «Артур Джермин» тоже на них похож, но с оговорками, там всë закручено поинтереснее. Хотя есть и вещи, которые ни на что не похожи.
Ещё один очень жирный минус — расизм автора, который порой проявляется в совсем уж глупых формах. Во-первых, Лавкрафт очень боялся браков между людьми разных рас. Именно их потомки оказываются наиболее подверженными влиянию неописуемого инопланетного зла в его произведениях. Корни этой боязни очевидно кроются в озабоченности Лавкрафта «чистотой» собственной крови, которую он, видимо, полагал недостаточной. Это находит отражение во многих произведениях, в том числе в упомянутых абзацем выше.
Во-вторых, Лавкрафт был оголтелым ксенофобом. Самый яркий пример — рассказ «Кошмар в Ред-Хуке», где средоточием зла оказываются мигранты из Сирии — курды-езиды. Лавкрафт сделал их сатанистами (потому что, по всей видимости, не знал, кто такие езиды) и, что еще неадекватнее с его стороны, «узкоглазыми» (потому что не знал, кто такие курды). Просто ненависть на ровном месте.
В-третьих, Лавкрафт очень романтизировал КША и существовавший там рабовладельческий строй. Хотя отражено это только в рассказе «Локон медузы» и еще кое-где мельком. При этом стоит отметить, что для жителей США первой половины ХХ века КША — это совсем не то же самое, что Третий рейх для современных немцев. Романтизаторов расизма хватало и без Лавкрафта, от «Унесённых ветром» до мегапопулярного фильма «Рождение нации». Произведения Лавкрафта позволяют изучать расизм как явление, поскольку в них он предстаëт в довольно рафинированных формах и явно обнаруживает связь с личностью автора. Шовинизм писателя сам по себе иррационален и не обоснован никакими реальными чертами ненавидимых социальных групп. Лавкрафт пытается рационализировать ксенофобию в своём вымышленном мире, в котором он, по большому счëту, и жил. Весь его Цикл снов посвящен бегству от реальности. Кстати, если будете читать Цикл снов, то сначала нужно изучить все короткие рассказы из него, плюс рассказ «Модель для Пикмана», и только в самом конце «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата». Это еще один минус автора, который может быть и плюсом: большинство его произведений связаны между собой, так что читать их нужно комплексно — иначе вы рискуете не понять, о чем идёт речь.
Происхождение лавкрафтовского расизма схоже с природой его сексизма. Женщины никогда не появляются в качестве главных героинь его произведений, зато бывают антагонистками и, естественно, имеют связь с космическим злом. Подобное, например, можно увидеть в произведениях «Сны в ведьмином доме», «Тварь на пороге», «Локон медузы», в меньшей степени «Ужас Данвича». Любовное ремесло давалось Лавкрафту плохо, отсюда и сексизм. Не такой жёсткий, как у Позднякова, но пожëстче, чем у Дудя. Наверное, Говард в этом смысле пришёл бы к взаимопониманию с современной фрик-субкультурой инцелов.
На первый взгляд может показаться, что «ужасная» составляющая этой литературы ужасов тоже не то что бы сильная. Единственное явно пугающее современного читателя произведение — уже упомянутые «Крысы в стенах». Сюда бы ещё мог подойти «Затаившийся страх», который отдалённо похож на них. Но там всë портит ещё одна проблема автора — не самое лучшее умение сохранить интригу, предсказуемость развязки. Впрочем, всë субъективно. Произведения Говарда Лавкрафта выделяют в отдельный жанр — «лавкрафтовский ужас», который пугает читателей не примитивными скримерами или расчлененкой, а необъяснимостью и потенциальной опасностью происходящего. Этот страх подобен детской боязни темноты.
Основную мысль всех его рассказов можно сформулировать так: есть вещи, о которых людям лучше не знать. Это может касаться как чьей-то родословной, так и основ мироздания.
Говард Лавкрафт — антигуманист, но совсем не такой, каким французский философ Луи Альтюссер представлял Карла Маркса. Маркс писал, что исходным пунктом его анализа является «не человек, а данный общественно-экономический период». Для Лавкрафта исходным пунктом является непостижимый космический хаос. Этимологически это, кстати, оксюморон — но на то он и непостижимый. «Космос» переводится с древнегреческого языка как «порядок», но во главе этого порядка стоит слепой безумный бог Азатот. Безумен он, конечно, лишь с точки зрения автора, то есть человека — потому что принципиально непознаваем. Человечество для Лавкрафта — ничтожно малая величина. Самые разные формы разумной жизни, согласно его произведениям, существовали на Земле задолго до нашего появления, существуют сейчас и будут существовать после нас.
Антигуманизм Лавкрафта, таким образом, означает признание господства неподвластных людям процессов, суть которых им не стоит даже пытаться познать. В противном случае герои его произведений чаще всего сходят с ума. Можно еще назвать это «антиантропоцентризмом».
После встречи с неописуемым (любимое слово в лексиконе Лавкрафта) главный герой «Хребтов безумия» буквально кричит человечеству о том, что нам нельзя трогать Антарктиду, чтобы, как говорится, «не будить лихо, пока оно тихо». Примечательно, что этот персонаж — геолог, который искал там полезные ископаемые вместе со своей группой. Интерпретация такого текста в прогрессивном эко-ключе напрашивается сама собой. Пресловутый журнал «Нож» также однажды отметил это. И как тут не вспомнить фразу Фридриха Энгельса: «Не будем слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит».
Ещё примечательно, что общественное устройство высокоразвитой цивилизации в этом романе прямо названо социалистическим. Впрочем, у Великой расы Йит в повести «За гранью времëн» оно называется социал-фашизмом, а в рассказе «Курган» фактически описано общество победившего утопического коммунизма (что-то похожее было у Томаса Мора), которое пребывает в упадке. Лавкрафт относился к категории людей, убежденных в том, что без необходимости бороться за существование человечество может деградировать. Левым не помешает научиться полемизировать со сторонниками этой точки зрения.
«Нож» отмечает ещё одну прогрессивную черту рассказов Лавкрафта — «эмансипаторский потенциал». Тут всë сложнее, чем у них написано, и этот момент притянут за уши в гораздо большей степени, чем экозащита. В симпатиях к колонизированным народам Лавкрафта уличить сложно, так что о деколониальной повестке в реальности речи не идёт. С другой стороны, он действительно подвергает сомнению европоцентризм, обнаруживая в разных уголках земного шара цивилизации гораздо более древние, чем нынешние европейские, от Лемурии («Вне времени») и Атлантиды («Ботон») до реально существовавших типа Древнего Египта («Погребенный с фараонами»). В этом смысле писатель удивительно амбивалентен, или, если угодно, диалектичен. География его произведений очень широка. Тут и Австралия, и Аляска, и Аравия, и Гималаи, и Германия, и Конго, и много чего ещё. Жаль только, что Советский Союз нигде даже не упомянут.
Однако это ничуть не умаляет известности мастера в России. Уже почти 20 лет Ктулху пользуется странной популярностью в рунете. Кроме того, есть стойкое ощущение, что ряд рассказов вдохновил кого-то из сценаристов РЕН-ТВ. Судите сами: во многих произведениях описан палеоконтакт («Курган», «Шепчущий во тьме», «За гранью времëн»), в «Хребтах безумия» человека создают инопланетяне, а в «Безымянном городе» и вовсе фигурируют рептилоиды.
Говард Филлипс Лавкрафт — человек, который описал страхи людей эпохи Ленина и Троцкого, Эммы Гольдман и Муссолини. Но неподвластные отдельным людям отношения производства и сегодня довлеют над нами. Наверное, поэтому Лавкрафт по-прежнему не уступает в актуальности своим наследникам: титулованному Стивену Кингу, «классово верному» Чайне Мьевилю и многим другим.
Автор: Б.К.